Сожженный дневник
В Центре Н.С.Говорова
закончилось очередное занятие. Из
лекционного зала стали выходить
люди. Двое из них поспешили отойти в
сторону - пухлая юная особа с
красным расстроенным лицом и
болезненно бледный, тщедушный
мужчина без возраста. Он что-то
отрывисто бросил своей спутнице, и
она, отшатнувшись, точно от удара, с
плачем побежала вниз по лестнице.
Мужчина проводил ее равнодушным
взглядом.
- Простите, а что это такое - Центр
Говорова? - спросил его кто-то из
новоприбывших.
- Это синтез театра, философской
школы, медицинского учреждения и
политической организации, - ответил
бледный мужчина. - Пойдемте, я
отведу Вас к самому Николаю
Сергеевичу, он объяснит лучше.
Они ушли, один - не зная, а другой -
нимало не заботясь о разбитом
сердце Лены Ельцовой.
А Лена, плача на ходу, искала, куда
бы спрятаться от сочувственных
взглядов прохожих - они были ей
невыносимы. В отчаянии она забилась
между кирпичной стеной помойки и
баком, в котором горел мусор, села
на корточки и уткнулась лицом в
колени...
Выплакавшись, Лена вытащила из
своего портфеля пачку сшитых
ниткой листов клетчатой бумаги и
ручку и стала размашисто писать на
последнем листе. Она поставила
точку с такой яростью, что
проткнула бумагу, и слезы снова
затуманили ей глаза. Но вдруг она
вскочила, шмыгнув носом, со злостью
швырнула листы в дымящийся бак и
решительно зашагала прочь.
Огонь обрадовался новой пище и стал
жадно лизать бумагу. Из пачки
листов выпала фотография. На ней
кудрявый остроносый мужчина,
бледнее своей белой рубашки,
вопросительно подняв брови,
смотрел в объектив. Красной ручкой
по карточке прямо поверх рукава его
пиджака были начертаны инициалы - Н.А.Р.
А огонь уже торопливо поглощал
тайны чужой души, запечатленные на
желтоватой бумаге крупным, по-детски
неровным почерком...
...28 мая, воскресенье
Сижу на семинаре в ДК им. Газа. Что-то
со сцены читает ассистентка
Говорова по орг. работе... что-то про
анархистов-синдикалистов:
идеологическая борьба, схватка или,
если хотите, война с ними предстоит
нашему Центру во вторник. Я сегодня
какая-то вся не такая. Не пойму,
отчего побаливает живот - от голода
ли, от туговатого ремня брюк или...
от предполагаемой беременности. В
голове - туман, взялась читать "Петра
I" вместо того, чтобы слушать
ассистентку, сначала было
интересно, потом перестала
воспринимать текст. Что-то будет
дальше?.. На втором ряду, почти у
самого раскрытого окна, сидит и
заинтересованно слушает лекцию
смертельно бледный Никуся Розов,
цветом лица едва ли не сливаясь со
своей светло-коричневой, почти
бежевой курткой. Его кудрявая
каштановая голова так и
притягивает мой взгляд. Я даже
специально очки надела, хотя писать
я и без очков прекрасно могу. А вот
Никусю я со своего... сейчас
сосчитаю... седьмого ряда без очков
вижу плоховато. Черт возьми,
семнадцать лет (почти восемнадцать),
а зрение уже, можно сказать, никуда
не годится! Формально минус два -
два с половиной, а фактически,
наверное, больше. Все, кончаю писать,
Говоров подводит итоги, а Никуся
уже полез зачем-то в "дипломат".
Ассистентка Говорова по
медицинской работе делает
объявление: в воде Финского залива
обнаружен возбудитель холеры.
Никуся - я вижу отсюда - смотрит
напряженно, покусывая ручку. Пока я
писала, он уже поменял позу - сунул
ручку в "дипломат" и откинулся
на спинку стула. Милый, хороший,
несчастный мой!.. Все, нет времени
писать.
В тот же день
В промежутке между орг. работой
выбралась еще раз. Скоро прервут.
Никуся после лекции, проходя мимо
меня, осведомился: "Как твое
самочувствие?" Что я могла ему
ответить? Буркнула уклончиво: "Сложно
сказать..." Мы вышли в коридор, и
он стоял, озираясь, будто кого-то
искал. А я швырнула портфель на стул
(пришлось перешвыривать несколько
раз, с первого раза он упал на пол) и
начала суетиться: подлетела к столу
регистрации посещений, спрашиваю:
"Это новый явочный лист или
старый?" Отвечают: "Старый".
Потом я решила помочь в подготовке
чая, но оттуда меня выгнали - и без
меня, мол, голова идет кругом - и,
пока я бегала, Никусю "запрягли"
раскладывать карточки с данными
посетителей по алфавиту. Я опять
сунулась к столу, еще раз спросила,
старый лист или новый - не для того,
чтобы услышать ответ, а для того,
чтобы рукой или боком коснуться
Никусиной куртки. Тут и меня тоже
поймали и заставила отмечать
плюсиками посещения в страшно
путаной картотеке. Несколько раз я
подходила к двери и видела в
щелочку Никусю - он все еще не ушел в
столовую, стоял у стола с
карточками и с кем-то разговаривал.
Совсем меня замотала проклятая
картотека. Когда я еще раз подошла к
двери, слева я Никусю не увидела. Он
стоял уже справа от двери и ждал
очереди на запись в наконец-то
появившемся новом явочном листе.
Тут меня опять "осадили" с
карточками, а потом позвали обедать.
Я вышла и стала записываться в лист.
Никусю я из виду потеряла - он каким-то
образом за моей спиной
проскользнул в зал. Я подумала, что
он уже ушел. И когда я, бросив
портфель в обеденной комнате,
выглянула из двери, то увидела, как
Никуся стремительно вышел из зала и,
проведя рукой по колонне, свернул
на лестницу и побежал вниз, в
столовую. Он успел как раз вовремя:
еще немного - и Говоров, сразу вслед
за тем вышедший из обеденной
комнаты, поймал бы его и отправил с
нами пить чай. За чаем я съела
бутерброд с позеленевшей колбасой,
и теперь жду дурных последствий.
В тот же день
Войдя в зал перед лекцией, я села не
в общие ряды кресел, а сбоку от них,
на один из отдельно стоявших
стульев. Ко мне подсела знакомая, мы
разговорились - и тут, заметно
повеселевший, но все еще бледный,
привычно сутулясь, вошел Никуся. Он
кивнул мне, и я отозвалась: "Здравствуйте
еще раз!" Он прошел на середину
третьего ряда и сел. С ним тут же
завели разговор. Я смотрела на него
изредка, не прерывая письма. И уже
ближе к концу перерыва он оглянулся
и пригласил кого-то сесть через
одно место от себя. Пока я думала,
мне это адресовано или не мне, этим
предложением уже воспользовались.
Сейчас лекция идет вовсю, на
третьем ряду сидит много народа, и я
не вижу Никусю. А вот теперь, во
время упражнения на релаксацию, я
видела Никусины руки! Ладно, все,
буду слушать лекцию. И надену очки!
P.S. Ого, какое интересное зрелище! У
всего ряда лежат на коленях
тетрадки, и видны только руки с
ручками. И я вижу руку Никуси!
В тот же день
Говоров на сцене творит такое, что
даже Никуся заулыбался. А то он
сегодня какой-то мрачный. С начала
лекции что-то писал, потом
несколько раз с силой провел руками
по лицу - наверное, прогоняя
головную боль. То ли мне показалось,
то ли действительно на его скуле на
короткое время появилось слабое
пятнышко румянца. Оно очень скоро
пропало, Никуся сидел все такой же
бледный и в задумчивости водил
ручкой по губам. А сейчас, когда
лекция кончилась и начались ответы
на вопросы, он оглянулся, потом
встал и вышел. Теперь он вернулся и
постоял в нерешительности: куда бы
сесть? Рядом со мной был свободный
стул (на нем только футляр от очков
лежал), но Никуся сел на другое
свободное место - в середине
четвертого ряда. Если я откинусь на
спинку стула, я очень хорошо буду
его видеть. Он вздыхает и опускает
голову. Я все больше убеждаюсь, что
Никуся - классический тип
несчастного человека: у него было
трудное детство, сейчас у него из-за
вынужденно неправильного питания и
нехорошей домашней обстановки
почти нет здоровья, и, если бы у него
не было любимой работы, он
действительно был бы несчастен во
всех отношениях. И его несчастья
могут уменьшиться только с
изменением режима. Ему уже почти
сорок, и, если честно, он не особо
симпатичен. И, хоть я боюсь
переоценить себя, мне все-таки
кажется, что я - его единственный
шанс. Но он не любит меня и
переламывает себя, соглашаясь
гулять со мной. Я не знаю, как я
смогу перевести свою отрицательную
любовь (безответную, портящую
настроение) в положительную (такую,
от которой, по чьим-то словам, "светлеет
ум и укрепляются руки"). Тем более,
что Никуся решил на неделю от меня
отдохнуть. Что ж, это его право. Не
знаю, что из этого выйдет. Все, отбой.
В тот же день
Проигрывание диалогов на темы
конфликтных ситуаций... Ситуация,
которая проигрывается сейчас, была
бы похожа на мою, если бы не
некоторые отклонения. И потом, я не
знаю точно, беременна ли я. Сейчас я
засомневалась, хорошо ли получится,
будет ли лучше, если я
действительно окажусь "в
положении". Никуся не любит меня -
и не знаю, полюбит ли. Он такой
человек, что на него очень легко
давить. Он переломит себя и
согласится. Но будет по-прежнему
несчастен. И мне некуда увести его
от его свирепой матери: у нас самих
в квартире живут две семьи - моя (я и
мама) и сестры (она и ее муж). А
сосуществовать с его родительницей,
судя по его рассказам, невозможно. И
моя мама, по моей милости, настроена
против Никуси. Я сама не ведала, что
натворила. Нет, я не о беременности,
а о том, как я себя повела с мамой. И
мне будет очень трудно разрушить ее
представления о нем. Но я еще не все
ей сказала. Не все в защиту Никуси и
не все против него. Ах... с ней
советоваться бесполезно! Она
столького от меня ожидает, как
будто я - не я, а ее последняя
надежда. А я - действительно не я,
только не надежда, а сто рублей
убытку. Мы с Никусей вчера серьезно
об этом разговаривали. А сегодня он,
уходя, издалека кивнул мне и сказал
что-то невнятное - то ли: "Ну,
всего...", то ли: "Счастливо
оставаться!" - и быстро побежал по
лестнице. Я не знаю, имею ли я право
на то, о чем думаю. Мне, повторяю,
некуда вытаскивать Никусю. Я не
очень-то хорошо умею вести
хозяйство... допишу потом.
В тот же день
Продолжаю. Я не очень хорошо умею
вести хозяйство, я несколько ленива
- а ведь я беру на себя задачу более
трудную, чем просто молодой жены - я
буду должна кормить Никусю вкусно,
полноценно и качественно, а главное
- вовремя, ведь именно ради этого,
ради (наконец-то) достижения
нормального образа жизни и питания,
я хочу увести его от матери. Куда??
Куда я уведу его? Что такое я несу? Я
еще не выучилась, не поступила в
институт - на какие шиши я буду жить
с ребенком и с мужем? А хотя - это не
так страшно. Я могу учиться и на
вечернем, а работать машинисткой - в
крайнем случае, надомницей. Правда,
тоже немного можно наскрести -
однако же наша с мамой семья,
никогда не отличаясь богатством,
все-таки никогда и не жила
впроголодь: мама всех нас кормила и
кормит полноценно. Учиться надо у
мамы, учиться быть главой семьи,
пока не поздно. Никуся в четверг
сказал мне, что он скоро умрет. Я не
знаю. Сестра (она у меня врач)
говорит, что все дело только в
образе жизни - хоть она и не вполне
уверена в том, что говорит. Я знаю
одно: что бы ни случилось - я должна
жить. Я боюсь писать об этом, но я
почти наверняка переживу Никусю.
Как-никак, 20 лет разницы... Я ему в
дочери гожусь. Но ведь именно ему,
моему первому и единственному, я
отдала свою девственность, именно
его целовала в губы и гладила по
волосам. Он - мой первенький, и я так
не хочу, чтобы после него еще кто-то
был... Но если он так и не захочет
терпеть меня около себя, я уйду.
Уйду совсем - мне есть, куда уходить.
И кому какое дело, что потом
станется со мной? Ах, Никуся, Никуся!
Он сказал в субботу: "Мне бы не
хотелось, чтобы ты уходила из-за
меня". Он очень часто говорит в
условном наклонении, а не в
изъявительном, как все. Ой, Никуся!..
Ему бы не хотелось - значит, я
никогда не сделаю того, чего ему не
хочется. Но если вместо меня уйдет
он?? Ему некуда идти, у него мало
друзей, он ненавидит свою мать. Я не
знаю, что мне с собой делать. Я мучаю
и его, и себя. Можно, конечно, можно
перемочься. Человек - существо
живучее, он может привыкнуть ко
всему - но как же я, женщина, жен-щи-на!,
могу жить и быть счастливой, зная,
что где-то там, в Красносельском
районе, живет никем не любимый,
несчастный мужчина!!! А ведь жила я
раньше и ничего не знала о нем. Но
свела нас судьба, столкнула - и, хоть
это и идеализм, но мне кажется, не
зря - для чего-то нужно было, чтобы в
ясный февральский день я вдруг
увидела это странное,
неопределенного возраста, даже чем-то
неприятное в своей неистребимой
грусти лицо, для чего-то глянули на
меня с фотографии эти глубоко
посаженные, несчастные светлые
глаза. Да, тогда Никуся мне "не
показался" - мне, взбалмошной,
жизнерадостной, тогда с лихвой
хватало недавних собственных
печалей. Тогда у меня в душе еще
только перегорела, отпылала
губительная и рвущая страсть к
далекому, недоступному,
сладкоголосому и неотразимо
обаятельному Николаеву. А уже где-то
в сердце было пусто, оно только и
ждало кого-то в этот светлый уголок...
и вот очередным "Кем-то" стал
Николай Дулов. Недолго он пробыл в
красном уголке моей души, недолго я
таскалась за ним на Балтийский
вокзал: он дважды демонстративно
привел с собой в Центр хрупкую
темноволосую симпатягу Донщикову.
Да, я меркла и бледнела перед ней - я,
белобрысая и пока еще стройная "пышка".
Не берусь судить, кто из нас более
привлекателен - просто мы
принадлежим к совершенно разным
женским типам. Целый вечер, не
отрываясь, до слез в глазах
смотрела я на Дулова. И, не испытав
ничего, кроме боли в усталых веках и
легкого чувства досады, я поняла:
это не любовь, а увлечение. Снова
затосковало, защемило сердце. Пусто,
глухо, неуютно. Тону! И тут всплыла в
памяти спасительная соломинка:
литературный пересказ... нервно
поглядывающая на часы партнерша-слушательница...
дрожь в руках и сердце... а вот и ОН,
совсем рядом - тихая, медленная речь,
застенчивый печальный взгляд... и
голос: "У меня - как Говоров
сказал - в голове хаос...", и слова
пересказа: "Собака... ой, волчица...
что-то я их путаю..." Бешено
толкнулось сердце. Вспомнила его
тогда - и поняла: теперь мне нужен он,
и только он - тогда еще не Никуся, а
Николай Александ... - простите,
Алексеевич - Розов. Я не хочу
вспоминать дальше, не хочу помнить
свою безобразную истерику,
устроенную, чтобы привлечь его
внимание, и это жуткое слово "гад",
брошенное мной в непонимающее,
бледное и несчастное Никусино лицо.
Как же ему было не пойти мне
навстречу! Теперь он жалеет о
сделанном. Он не хочет любить меня и
не может. А вдруг может? Не знаю.
Время покажет. Грядет 1 июня - а
вдруг я и в самом деле беременна???
30 мая, вторник
Я не беременна. Душе стало легче, а
телу - тяжелее: от "физ. причины"
нудно и тягуче болит низ живота.
Сестра очень обрадовалась, узнав,
что у меня все в порядке, и занялась
со мной "ликбезом" по части
опасных и неопасных для зачатия
дней. И она (она тоже! "И ты, Брут...")
посоветовала мне не связываться с
Никусей. Сегодня я его увижу. Нужно
будет сказать ему про летние
отпуска. И самое сложное -
удержаться от соблазна соврать. Он
же сам первый уличит меня во лжи.
Ведь кому, как не ему, знать, должна
была я забеременеть или нет. Так что
вот. Вот такие, как говорит моя
подруга - ученица кулинарного
техникума - пироги с котятами.
В тот же день
Оказывается, сегодня - 175 лет со дня
рождения Бакунина! Вот почему мы
воюем с анархистами именно сегодня.
Но это не суть. Суть в том, что
Никуся сидит рядом со мной! И он сам
- сам, взмахом головы - пригласил
меня сесть рядом с собой. Он не
видит, чтО я пишу - он сидит, положив
ногу на ногу, и постукивает ручкой
по колену. Я не знаю, внимательно ли
он слушает. Лично я ни мур-мур не
понимаю из того, что вещают со сцены
анархисты. Я не слушаю, потому и не
понимаю. А слушать, если честно,
надо бы. Но все мое внимание и
сознание направлены на Никусю.
Сегодня он пришел "впритык" к
назначенному времени, и я вся
издергалась: а вдруг он не придет??
Но он пришел, сильнее обычного
бледный (или мне так показалось?), и
кивнул собравшимся, тихо сказав:
"Здрасьте". Я тоже кивнула ему
в ответ. Он сел сзади меня, и я могла
его видеть только краем глаза. Но
когда мы выходили из комнаты, он
попросил меня положить его книгу в
мой портфель: ему не в чем было ее
нести. Я была очень рада его
предложению и от волнения
запуталась в замках. Теперь нужно
не забыть отдать ему книгу, а то еще
унесу с собой. Не знаю, прилично или
неприлично посмотреть, что это за
книжка. Я не знаю, была ли какая-нибудь
задняя мысль у Никуси, когда он
обратился ко мне за помощью: может,
просто я была ближайшей из наиболее
знакомых ему людей, у которых
имелся портфель. Но в том, что он
позвал меня за собой, пробираясь к
свободному месту, явно что-то есть!
Но вот что?? Не знаю, не могу даже
предположить, что им двигало. Может,
он опять поступает так, как МНЕ
приятнее, и никакие другие чувства,
кроме желания мне угодить, не
руководили им. А может, он наконец-то
почувствовал ко мне симпатию. А кто
его знает!! В душу не залезешь. Мысли
переполняют, не успеваю за ними
ручкой. Поэтому писать кончаю до
лучших времен.
31 мая, среда
Очень быстро - за каких-нибудь
полчаса - небо из серого стало темно-синим,
едва ли не фиолетовым. А я-то думала,
что уже настали белые ночи. Хотя
чего ж это я обрадовалась,
глупенькая - мне ведь не гулять по
ночам. Никуся меня не любит. Я это
знаю - но, судя по его поведению во
вторник, начинаю сомневаться.
Никусенька, хороший мой! Уж очень
сильно мои домашние в нем
сомневаются. А я, как всегда,
легковерна. Права была моя
московская подруга, приславшая
сегодня письмо: все бабы - дуры. И я
не исключение. Никого не слушаю, ни
с кем не считаюсь - видно, пока сама
не хлебну горя, ничего не пойму. Но
так уж я устроена. Сегодня я долго
стояла у окна, смотрела на величаво
плывущие по небу пухлые тучи.
Думала о том, что завтра я увижу
Никусю. Такое было хорошее
настроение - а мама опять все
испортила. Зачем, говорит, тебе
ребенок в восемнадцать лет - жизни,
мол, не видела, людей не знаешь,
засядешь в четыре стены кастрюлями
греметь. Ну и засяду, а ей-то что? Уж
и пострадать нельзя! Я тоже хочу
страдать, не все же Никусе мучиться.
Я не люблю, когда со мной так
говорят, когда я в возвышенном
настроении, а меня "приземляют".
Не надо меня приземлять, слышите, не
надо!! Нужно будет, я сама
приземлюсь. Сегодня я без
напоминания выполнила свои
обязанности по хозяйству. Видите -
когда я сама настроена приземленно,
мне дважды повторять не надо.
Только не нужно меня силой
приземлять - я и сама все понимаю, не
маленькая. Слава богу, на Востоке в
этом возрасте уже не одного ребенка
имеют. Правда, нужно сделать скидку
на то, что южные женщины созревают
быстрее. Но меня отец наградил
своей сексуальностью. Хотя и не в
ней дело. А отчасти и в ней тоже. Вот,
вроде, и все. Разрядилась. Выпустила
пар. До свидания.
1 июня, четверг
Здравствуйте. Вот и я. Настроение
хуже некуда. Сегодня на лекции я
заметила, что Никуся очень сильно
бледен, сильнее, чем в прошлые разы,
причем бледен не с синевой, а с
желтизной. Во время литературного
пересказа мы оказались в разных
группах и почти не видели друг
друга. А в метро он сказал мне, что
ему сегодня было очень плохо. Он
даже подумал, не вернуться ли ему
домой. Ему стало плохо в
троллейбусе, причем настолько, что
он сегодня даже не смог поесть. А от
отсутствия еды его состояние
обычно ухудшается. Сегодня в метро
он стоял у стены и держался за
сердце. Сестра сказала, что ему
нужно сделать ЭКГ. Надо будет
спросить у него в субботу, делал ли
он ее раньше. Он говорит, что врачи
ничего у него не находят. Он уже им
не верит. Ну правильно, потому что
нашей советской медицине нет дела
до конкретного человека, и в этом
Никуся прав. Но что-то же надо
делать! Я не хочу, чтобы он умер!!! Но
почему-то я все чаще вспоминаю
фильм "Время желаний". Неужели
я окажусь в роли его героини? Нет, не
может быть. Не может быть, чтобы для
человека в сорок лет все уже было
потеряно и ничего не могло помочь. Я
в это не верю. Ах, Никуся! Никусенька!
Любовь моя, боль моя, что же мне для
Вас сделать??.........
3 июня, суббота
Я вчера весь день думала о Никусе:
как он там, что с ним? Я чувствую
странное внутреннее напряжение,
оно ищет выхода и не находит. Это
состояние знакомо мне - я точно так
же мучилась, когда узнала, что
Николаев в больнице. Я даже смогла
описать это состояние стихами. Вот
отрывок из моего "опуса":
"Хочется крикнуть: "Слышу! Бегу!"
С места вскочила я,
чуть не плачу от бессилия -
слышу, а помочь не могу!!!"
И тут - знаю, что Никуся болен, а
помочь ему ничем не могу. В данный
момент. Но и завтра вряд ли, и
сегодня вряд ли. Сегодня я увижу его
- если он приедет. А в четверг он
сказал мне: "Приеду, если
останусь жив". Господи, да что ж с
ним такое? Чем он болен? Я не знаю. Я
начинаю вместе с ним ненавидеть его
мать. Я не хочу этого чувства, но все
равно оно ходит где-то на дне души
темными, тяжелыми волнами: что она с
Никусей сделала!! Ненавижу ее! Ни
разу не увидев, только слыша о ней, я
уже ее ненавижу! Она, и только она -
источник и первопричина всех
Никусиных бед! Но, с другой стороны,
не будь ее - не было бы на свете и
Никуси. Парадокс: с одной стороны, я
благодарна ей за то, что она
подарила миру - а, значит, и мне тоже
- такого человека, как Никуся, а с
другой - я готова вцепиться ей в
морду - это из-за нее, из-за нее у
Никуси так сильно подорвано
здоровье! Я не знаю, как я себя
сегодня поведу и как буду вести
себя дальше. Время покажет. Для
начала, я думаю, надо лечь спать, так
как день 3 июня начался уже 1 час и 32
минуты назад, а я еще не ложилась.
Спокойной ночи!
В тот же день
Ничего я сегодня не сделала. Так уж
вышло. Я приперлась сегодня в Центр
так рано, что долгое время была один
на один с Говоровым. Но я ни о чем
ему не сказала - он был занят
работой, да и боюсь я его. А потом
меня "запрягли" следить за
новоприбывающими. С одной стороны,
это хорошо - я нашла Никусину
карточку посещений и, поскольку она
кончилась, заменила ее. А с другой
стороны - я была привязана к месту, и
мне только удалось переброситься с
Никусей ничего не значащими
фразами. А потом нас позвали в зал
делать актерскую гимнастику для
лица. Ассистентка по орг. работе,
как и в прошлый раз, не удержалась и
указала всем на меня: мол, у Ленки
очень хорошо получается. И все на
меня обернулись. А Никуся даже "бросанул"
идею: чтобы я показывала упражнения
со сцены. Его поддержал один
товарищ "в-каждой-бочке-затычка"
- ему, как всегда, больше всех надо! А
ассистентка полушутя-полусерьезно
сказала, что, если уж кем-то
жертвовать, то лучше ею, чем
молодежью (то есть, мной). А я
задумалась над Никусиным
предложением. В самом деле, раз уж у
меня так здорово получается (не зря
же мы в театральной студии целый
год этим занимались) - то почему бы
мне не перебороть смущение и не
напроситься вести разминку? Завтра
же спрошу у ассистентки, как она на
это смотрит. Но это уже мелочи. Мы с
Никусей снова оказались в разных
группах, и наша компашка так
затянула пересказы, что Никуся уже
успел уйти. Вот так все и вышло. Я
была вынуждена остаться на
методику Демидова и не жалею об
этом, хотя спроси меня - вряд ли
объясню, что это такое. Я попала в
импровизацию и оставила творческую
заявку на следующее занятие, чтобы
снова сделать эту же импровизацию с
другим сценическим партнером.
Театральная жизнь бурлит и кипит! А
личная... Я сегодня даже не успела
заметить, сильно ли Никуся бледен.
На людях... допишу потом.
В тот же день
На людях он не показывает своего
плохого самочувствия - отчасти
потому, что на удивление, по-староленинградски,
воспитан, отчасти оттого, что
привык к постоянным болезненным
ощущениям. А я не такой тонкий
психолог, чтобы издалека, без очков
и не при разговоре определить,
плохо ему или нет. Я не знаю,
держался ли он сегодня в метро за
сердце. Я не видела его даже со
спины, хотя и бросилась вниз по
лестнице со страшной скоростью.
Ассистентка шепнула мне, что Никуся
ушел только-только; но, видно,
такова моя планида - я его не
догнала. А жаль... А может, и к
лучшему. Не знаю. Подожду до завтра.
Завтра я так или иначе увижу его, но
поговорить, скорее всего, не смогу.
Я совершенно не хочу спать, хотя уже
четвертый час ночи. Наверное, надо
вымыться, и тогда придет сон. Почему-то
чешется шрам на правом плече. К
дождю, наверное. Этот шрам мне
остался в память о Николаеве - когда
меня особо сильно "достали"
одноклассницы, я пыталась
покончить с собой. Когда Никуся
увидел этот шрам, он слегка
вздрогнул и тихо сказал: "Ах ты,
господи..." Вот поди и пойми, что
он почувствовал - страх, жалость или
омерзение. Не знаю. Да и он уже не
помнит сейчас, что почувствовал
тогда. Мы с Никусей первый раз
поехали вместе гулять на Невский.
Сейчас мне кажется, что это было
чуть ли не год назад. Тогда мне было
очень трудно предполагать, что
будет дальше, но тогда у меня в
голове был сумбур, а сейчас я
начинаю что-то понимать. Но тоже не
до конца. А что будет дальше - я не
знаю до сих пор. Время покажет. Все,
отбой.
4 июня, воскресенье
Я сегодня так вся перетряслась, что
до сих пор отойти не могу. Я вчера
ночь не спала - вернее, спала, но
только с пяти до восьми. Видела
страшный сон... Я прокусила себе
верхнюю губу. У меня немного дрожат
руки. Я была очень сильно
встревожена. Сегодня Никуся мощно -
на полчаса - опоздал. Я думала, он
вообще не придет - но нет, он все-таки
появился. Не знаю, почему он опоздал
- может, ему снова было плохо. А хотя
в четверг, когда ему было очень
нехорошо, он приехал даже раньше
меня, что меня очень удивило. Я не
знаю, что и предположить, и никак не
могу унять дрожь. Все, отбой.
В тот же день
Я не справляюсь с собой. Я хожу
вокруг Никуси, как кот вокруг
горячего молока. Все никак не
решаюсь спросить его прямо, как его
самочувствие, не решаюсь сказать о
необходимости сделать ЭКГ. Я
подошла к нему, когда он выходил с
семинара, но ничего не сказала. В
обед товарищ "в-каждой-бочке-затычка"
утащил из зала Никусин мешок и
положил в обеденную комнату. Когда
Никуся вернулся из столовой и не
нашел мешка, он спросил у меня, не
знаю ли я, где он. Я "заложила"
товарища и указала Никусе место,
где лежит его мешок. И он сказал мне,
что подумал сначала, будто мешок
украли - а потом решил, что на лекции
ходят в основном люди порядочные,
значит, мешок просто перенесен в
другое место. Положив мешок на
сиденье, он вышел в коридор и сел
там, но я так и не решилась подойти к
нему - ведь между нами все еще
действует договор о
непреследовании, заключенный в
прошлую субботу. Я ужасно маялась и
даже обрадовалась, когда Никусю
поставили у двери собирать у
входящих карточки. Тогда я подошла
к нему и ни с того ни с сего спросила,
что такое "право первой ночи".
Примерно я догадываюсь, что это
такое, но мне хотелось узнать
получше, а главное - послушать
Никусю. Он отвечал мне, а я
разглядывала его. Он все так же
бледен, и только сильнее, чем раньше,
обозначились синие "тени" под
глазами. Я так и не поняла, очень ему
плохо сегодня или не очень. Но
продолжить свою политику я не
смогла: я, к несчастью, стояла на
проходе, а тут как раз Говоров дал
сигнал заходить в зал. Никуся
сказал: "Проходите, проходите",
- имея в виду и меня тоже. Мне ничего
не оставалось делать, как зайти, но
я успела спросить Никусю, работают
ли у него часы. Он ответил: "Работают".
Значит, он опоздал не из-за них, а из-за
того, что ему было плохо. Если это
так - это уже серьезно! Нужно,
обязательно нужно поговорить с
Никусей сегодня. Вот смотрю я на
него и никак не могу понять, как он
себя чувствует в данный, конкретный
момент. У него грустное лицо - но у
него просто такой типаж. Свой
отпечаток на него наложило тяжелое
детство. Он вздыхает... Ой! Мы
встретились глазами, и меня словно
током пробило, от головы до пяток.
Наверное, человек чувствует, когда
на него смотрят. Ой, какой был
взгляд! Я словно наэлектризовалась.
Кажется, тронь меня сейчас рукой
или палкой - и я затрещу и вспыхну
голубыми искрами. Голубыми, как
Никусины глаза и как Никусина
рубашка... Ладно. Продолжаю. Он
вздохнул - но мало ли почему человек
может вздыхать! Тем более, что
Никуся постоянно чувствует какое-то
недомогание. Сейчас кто-то вошел, и
Никуся покосился на дверь. Как мне
нравится, когда он так искоса
выглядывает! А сейчас Говоров
рассуждает о качестве товаров, и
вспомнил, как было раньше: редко у
кого было два костюма (один - для
праздников, другой - рабочий).
Никуся слушал-слушал и слегка
улыбнулся. Наверное, у него так же. А
сейчас одна женщина пересела на
второй ряд, и Никуся, глядя на нее,
краешком глаза взглянул на меня. Но
взгляд был адресован не мне, и на
этот раз меня не дернуло током. А
когда Говоров читал чье-то
обращение к москвичкам - "Милые
советские девушки! Сохраните свое
лицо! Вы даже не представляете, как
с вами приятно разговаривать,
общаться!" - Никуся как-то странно
ухмыльнулся. Что бы это могло
значить? Не знаю. Уй-ти, пусеньки,
Никусю зевота одолела! Мой
миленький, кислорода ему нехватает.
Мне тоже. Сейчас мы всем залом,
дружно зевнули - по команде
Говорова (это называется
упражнением на релаксацию). Во
время упражнения мы зеваем, не
закрываясь, а сейчас Никуся, зевнув,
закрыл рот кулаком. Вернее, не
совсем кулаком, а полусогнутыми
пальцами, как бы собирая зевок в
ладонь, словно комок снега. Мне
показалось, что он держится за
сердце. Нет, он просто положил кисть
одной руки на локоть другой. А
сейчас - полез в мешок. Тут, я смотрю,
у меня уже получается фотозапись
Никусиных действий. Значит, надо
прекращать. А за окном заметно
потемнело, того гляди хлынет дождь.
Как Никуся сказал перед лекцией:
"Того и жди - пойдут в Италии
дожди". А, нет, опять солнце
появилось. Дай-то бог, чтобы не
полило! У меня зонтика нет. А у
Никуси? Не знаю. Я так засмотрелась
на него, что едва избежала
электроудара. Вовремя успела
отвести глаза. Никуся что-то пишет.
Какие-то свои или говоровские мысли.
А я почти никогда конспектов не
делаю. Сначала взялась, потом
бросила. Надоело. Ладно, это меня
уже несет по кочкам. Все. Ан нет, не
все! Говоров вспомнил, что в 60-е годы
была популярна антимодистская (то
есть, против моды) песенка со
словами:
"Ты его, подруга, не ругай -
может, он залетный попугай..."
Никуся снова заулыбался. А когда
Говоров сказал, что к ним в
коллектив как-то зашел один стиляга,
Никуся почему-то нахмурился. Его
лицо - как ленинградское небо: почти
все время хмурое, и лишь изредка
проглядывает солнышко. И сейчас оно
выглянуло: Никуся улыбнулся словам
Говорова о том, что приставание к
девушкам в подворотне - признак
экстремизма. Я вспомнила, что он как-то
сказал мне, что в их районе часто
происходят разбойные нападения...
Господи, боже мой! Никуся сидит с
закрытыми глазами! Значит, ему
точно плохо! Какой кошмар. Я
обязательно должна с ним
поговорить! Когда вошла опоздавшая,
он открыл глаза, а потом опять
закрыл и тихонько провел рукой по
тому месту, где сердце. А теперь он
поменял позу и сидит, наклонившись
вперед. Господи, что с ним делается?
Не знаю. И помочь ему не могу. А
хотела бы! Никуся как-то грустно
посмотрел не то на меня, не то на
дверь. У меня по телу прошла легкая
дрожь, я поспешила опустить глаза. А
потом Никуся кому-то из своих
соседей что-то сказал и улыбнулся -
солнышко выглянуло! А настоящее
солнце светит уже не так ярко. И
ветер усилился. В мультфильме одна
бабка сказала: "Не быть бы дожжу -
вся дрожу!" И я тоже дрожу. А
Никусина "компания" (те, кто
сидит рядом с ним) рассматривает и
шепотом обсуждает какую-то синюю
ручку. И опять косой Никусин взгляд
попал на меня. Я снова ощутила
легкую дрожь, а Никуся улыбнулся. А,
поняла! Это была вовсе не ручка, а
обложка для транспортных талонов -
это я 22 мая подарила ее Никусе! Вот
почему он улыбнулся, глядя на меня!
А сейчас я не пойму, почему Никуся
улыбается - из-за обложки или из-за
говоровских слов: "нахлёпка на
заде" (вместо: "наклейка на
заду" - у брюк). Наверное, из-за
Говорова. Обложка не способна
радовать так долго. А сейчас,
обернувшись на дверь, Никуся чем-то
напомнил мне Абдулова. Хотя в них
почти ничего общего нет. Только
печальные глаза.
В тот же день
Я еще раз "осадила" Никусю - и
на этот раз успешно. Он мне сказал,
что давление у него пониженное, и
разрешил посчитать пульс. Меня всю
трясло, когда я держала его за
прохладное и слегка влажное
запястье. Пульс у него был
неравномерный и очень медленный.
Оказалось 78 ударов в минуту. Я не
знаю, нормально ли это - я ведь
привыкла, что у меня пульс вечно под
100. Никуся заметил, что это очень
много, нужно поменьше. Я сказала ему,
что не спала ночь, и пояснила, что
это - оттого, что я вчера не догнала
его на лестнице. Он сказал, что я не
должна придавать этому такое
большое значение: не в этот раз - так
в следующий, невелика беда. А я
сказала: "Так уж у меня
получается". И так мы
распрощались. Не могла же я сказать
ему, что дорожу каждой встречей с
ним еще и потому, что боюсь: боюсь
потерять его, боюсь, что следующей
встречи может не быть. Я же не знаю,
как далеко зашла его болезнь. Но
теперь я смогу сказать сестре что-то
более конкретное, чем в прошлые
разы. И она, может, найдет, чем можно
конкретно помочь ему. А для
верности я еще напишу подруге в
Москву. Она же тоже врач. На днях
должно прийти от нее письмо. Правда,
я не знаю, что она мне ответит.
5 июня, понедельник
Что-то опять Никуся запаздывает.
Даже подозрительно. Может, он
вообще не придет? Сегодня вроде как
день траура в связи с
железнодорожной катастрофой. Но
спектакль не отменили. В прошлый
раз Никуся не пришел на спектакль,
потому что был в командировке, а в
позапрошлый раз он был. И не один, а
с другом детства. А в этот раз что-то
нет ни друга, ни его. Я пишу и то и
дело оглядываюсь на дверь: не идет
ли он? Вот уже и дверь закрыли. Я так
не играю, тем более что сегодня
Никуся должен прекратить срок
действия договора о
непреследовании или же продлить
его. А его нет. Вот уже и Говоров
вещать начал. Наверное, Никуся так и
не придет. Не знаю, буду ждать.
7 июня, среда
Он действительно так и не пришел. Не
знаю, почему. Теряюсь в догадках.
Интересно - завтра он придет или нет?
Если нет - значит, заболел. Значит,
надо узнавать его телефон и
спрашивать, чем я могу помочь. А
может, и не надо ничего делать. Не
знаю. Ничего не знаю - как в песне
Мирей Матье. Буду ждать - это
единственное, что мне осталось.
Сестра считает, что из нашего с
Никусей союза ничего не получится.
Так тоже бывает. Наверное, он так и
не полюбит меня. Ему это непривычно
и трудновато, ведь его еще никто не
любил. Он любил, а его не любили.
Никто еще - я уверена - не звал его,
как я: Никуся. Никуся! Он только один...
- нет, два раза - слышал от меня такой
вариант своего имени. Это было в
метро. Он усмехнулся и повторил так,
как повторяют иностранное слово:
"Ни-куся". Тогда я пояснила, как
получилось такое имя: "Из имени
Николай можно сделать два
уменьшительных: можно - Коля, а
можно - Ника. А еще нежнее - Никуся".
У меня это как-то само собой
получилось. А сестра сказала, что он
уже вышел из того возраста, когда
так зовут. А его и в том возрасте
никто так не звал, я в этом просто
уверена! Интересно будет послушать
мнение моей московской подруги. Не
сегодня-завтра должно прийти от нее
письмо, и его я тоже жду. "Вся
жизнь впереди - надейся и жди",
как в песне поется. Вот и я - надеюсь
и жду.
11 июня, воскресенье
Вчера мы с Никусей снова были в поле.
И я отдалась ему, а он сделал свой
подарок, но не мне, а в траву. Но
вчера у меня был опасный день с
точки зрения возможности
забеременеть. Так что я опять
повисла между небом и землей. Но
если я и "залечу" - непременно
буду рожать! Я хочу ребенка именно
от Никуси. Но у ребенка должен быть
отец. Этот ребенок должен жить и
развиваться нормально. А Никуся не
хочет жениться. Не именно на мне, а
вообще не хочет. Я удивляюсь! У него
появляется возможность нормально
питаться (я приложу все силы, чтобы
обеспечить ему это!), вылечить свое
сердце (у меня же сестра - врач!) и
получить отдушину, где можно
расслабиться после контактов с
матерью. А он не хочет! Он так давно
устал, он так давно несчастен, что
привык к этому и не представляет
себе, как можно все изменить, как
можно зажить по-другому. Более того:
я обещала ему почти невыполнимое -
но все-таки выполнимое при условии
моей к нему любви - что он не будет
менять своих привычек, а я буду под
него подстраиваться, подлаживаться.
Нет, он не согласен даже на это. Да,
правильно Цой поет:
"...так замыкается круг,
и нам вдруг становится страшно
что-то менять".
И это - при том, что:
"Перемен
требуют наши сердца!
Перемен
требуют наши глаза!
В нашем смехе, и в наших слезах,
и в пульсации вен:
- Перемен! Мы ждем перемен!"
Никуся понимает, что живет
ненормально, что он уже болен от
этой ненормальности - но лишь
только он подумает, что можно все
изменить, переделать - его бросает в
дрожь от страха. Я пытаюсь его
понять, я не оставляю надежды, что
смогу до него достучаться!
18 июня, воскресенье
Нет, не достучаться мне до него. Он
не хочет ничего менять, он не любит
меня и не сделает ни одного шага мне
навстречу. Вчера я разузнала его
телефон и позвонила ему, чтобы
позвать его к нам: пусть сестра его
обследует. Он отказался. Я так и
знала, что он откажется. Ну что он за
человек? - жениться не хочет,
лечиться не хочет! Не понимаю его - а
так хочу понять! Сегодня я смотрела
на него в зеркальце, но он все равно
чувствовал мой взгляд. Он два раза
оборачивался так, что я видела его
глаза, и оба раза меня пробивало
током. А потом я решила, что выдержу
электроудар и не опущу зеркало.
Вскоре Никуся повернулся,
посмотрел через зеркало на меня и
отрицательно покачал головой: "Не
надо". Я убрала зеркальце и очки
сняла тоже. А Никуся пришел сегодня
подстриженный. Я не знаю, лучше ему
или хуже так (в смысле, идет ему эта
стрижка или не идет), потому что мне
очень непривычно видеть его таким.
Но от этого я не стала меньше любить
его. А вчера, как я уже писала, мы
разговаривали с ним по телефону. И
теперь, только теперь я поняла: если
я беременна - горе мне! Никуся
станет скрываться от меня, я,
возможно, потеряю его навсегда. А
если так - мне не нужен этот ребенок,
я не хочу, чтобы какое-то существо,
пусть даже очень дорогое мне,
разлучало меня с Никусей! Я "выгоню"
этого ребенка и буду права. Сейчас
не время и не место для
деторождения. Я должна поступить в
институт и не прерывать связи с
Никусей! У меня есть долгосрочная
программа, и ребенок только
помешает ей.
19 июня, понедельник
Я заболела. Может, гриппом, а может,
ОРЗ. Больно двигать глазами. И "известное
место" стало чувствительнее. А
может, это и не из-за гриппа. Но все
равно, я даже немного рада, что
заболела: болезнь поможет мне
разделаться с ребенком. Но, с другой
стороны, я должна 27-го участвовать в
спектакле. А как же я смогу
участвовать, если я болею? Я бы рада,
да, боюсь, родные меня не пустят. Мы
не то чтобы в ссоре, но муж сестры
собрался было побить Нику... Нет, я
не могу больше так его звать.
Чудесное, нежное, необычное имя
испорчено, залито грязью: сестра
вчера прибавила к нему слово: "сволочь".
Она сама такое слово - но мне от
этого не легче. Теперь я могу звать
моего любимого только Николаем,
потому что, если разобраться, имя
"Ника" - женское. А имя "Никуся"
- опозорено. Я хочу плакать. Вчера я
плакала от слов сестры. Ну что они
все на него ополчились! Ладно, я
жизни не знаю, я могу допустить
мысль, что Николай безнравственен.
Но, в таком случае, я безнравственна
еще больше, чем он - ведь это я
настояла на том, чтобы он сделал
меня женщиной. А раз два поганца
встретились - то уж друг для друга
они чистые (как сказал Молла
Насреддин)!
24 июня, суббота
Я уже считаюсь практически
здоровой: вчера меня выписали. И я (правда,
сама того не ведая) сделала еще один
шаг по пути убийства ребенка: я
прошла флюорографию. Мне это нужно
для института. Я до сих пор не знаю,
лежит ли у меня в животе тот, кого я
хочу уничтожить, или "там" все
в порядке. Сейчас я меряю
температуру, меня слегка
подташнивает - но это может быть и
результатом самовнушения. "Гости
из Краснодара" приедут не раньше
30-го, а грудь уже стала
чувствительной. Не знаю, все может
быть. В четверг я все-таки поехала
на литературный пересказ, прямо от
врача, но Николая не застала.
Выяснилось, что он так и не приехал.
Я еле досидела до конца занятия и из
первого попавшегося телефона-автомата
позвонила ему. Оказывается, ничего
особо страшного с ним не случилось:
просто он, приехав домой с работы,
расслабился (читай: почувствовал
себя плохо) и решил: "Дай-ка я
сегодня в Центр не поеду". Но в
воскресенье он обещал быть, и я
теперь считаю часы. Температура у
меня тридцать семь и два, пульс...
сейчас посчитаю... Не получается.
Никак не сосчитать. Почему-то вдруг
пульс стал неравномерным, как у
Николая. Сейчас попробую еще раз.
Итак, пульс у меня - 97 уд/мин. Как ни
странно, нормальный. Для меня. Ладно,
лягу наконец спать, а то, как-никак,
третий час ночи. Два часа
семнадцать минут назад началась
суббота, а я еще за пятницу не
отоспалась. Все, отбой.
10 июля, понедельник
Скоро будет месяц, как я разлучена с
Николаем. Почему-то вчера я вдруг
начала думать о Николаеве: чего мне,
собственно, нехватало -
фанатствовала и фанатствовала бы
себе, так нет - обязательно был
нужен живой мужчина! Получила
мужскую ласку, стала женщиной - так
и этого мало: хочу настоящей, не
отрицательной, а положительной
любви! А не много ли я хочу, а? Хотеть
не вредно. Вредно не хотеть. Я не
умею любить. Я не умею
разговаривать по телефону. Я и
здесь, и в этом новом для меня
чувстве, не обошлась без вранья!!! Я
19-го июня по телефону сказала
Николаю, что врач подтвердил мою
беременность. А моя участковая про
мое "положение" слыхом не
слыхивала. Я только зря напугала
Николая. Он почувствовал себя
виноватым. Я сделала ему хуже!!
Раньше он только был несчастным,
теперь же он еще и носит в себе вину!
Я - подлая тварь. Мало того - я
продолжала этот обман! (хотя у меня,
если честно, были основания самой в
него поверить). 26-го июня (вместо
ожидаемого 30-го) ко мне "приехали
гости из Краснодара" - и у меня
ужасно, нестерпимо, дико заболел
живот. Со мной еще никогда так не
было. Это была не прежняя нудная и
тягучая боль, а какая-то новая,
скорее даже давящая. Я весь день
жутко промучилась, и весь день я
звонила Николаю: мне казалось, что,
услышав его голос, я наконец
избавлюсь от боли хоть на время. Но
его весь день не было дома. Я два
раза налетела на его мать и, отвечая
на ее настойчивые расспросы,
представилась по-взрослому - Еленой
Владимировной, соклубницей Николая,
а наши с ним отношения назвала
чисто официальными. Я вторично
навредила Николаю!!! Когда я во
вторник утром все-таки дозвонилась
до него, я узнала, что его мать
учинила ему допрос. И я продолжила
свою ложь, сказав, что в понедельник
выгнала плод. А потом я сказала ему
правду: что мне было так плохо, что я
думала - умру, и я очень хотела
услышать его голос, чтобы унять
боль. Это прозвучало, как жалкие
оправдания. Я не думаю, что Николай
простил меня. Уезжая в отпуск, он
посоветовал мне выкинуть из головы
"всякие глупости" (имея в виду
наши отношения). А они не
выкидываются. Мало того, что я не
могу себе представить, как это я
совсем останусь без Николая, - так я
еще на что-то надеюсь!.. Я на днях
купила у кооператоров латунное
обручальное кольцо. Зачем я это
сделала? Кольцо не пригодится мне!
Но вот что-то меня толкнуло на такой
поступок. Не знаю. Сейчас надо
забыть об уехавшем Николае: впереди
экзамены в институт. А что будет
дальше - не знаю. Время покажет!
P.S. Я не договорила. Возможно, я была
права, и то, что произошло (слишком
раннее начало "физ. причины" и
жуткие боли в животе) -
действительно выкидыш. Но это все
было давно, и доказать ничего
нельзя. Ведь и сестра тоже
склонялась к этому мнению, сказав
мне: "Ты и флюшку [флюорографию]
сделала, и болела - так что, если что
и было - то вышло". Я говорю это к
тому, что, может быть, я и не наврала
Николаю. А это значило бы, что я
навредила ему только единожды, и
это сняло бы с меня часть вины перед
ним.
27 июля, четверг
Николай вернулся!!! Я его встретила,
но толком еще не поговорила. Но
встретила все ж таки!! Я сегодня шла
к Центру, и вдруг шедший впереди
меня мужчина обернулся. И я узнала
Николая! Меня пробило током,
прервалось дыхание. Я приоткрыла
рот и прижала руку к груди. Но не
замедлила шаг. Я вошла в здание, а
Николай приостановился и подождал
меня. Он сказал мне: "Здрасьте!"
- и я ответила ему. А потом нас
закружила орг. работа, затем
сначала его, потом меня (меня -
дважды) выгнали на сцену, и вот до
сих пор нам не удается поговорить. Я
краем глаза вижу сквозь щель между
сидениями бледную руку Николая. А
теперь не вижу - он поменял позу.
Опять фотозапись получается! В
таком случае - все. Отбой.
7 августа, понедельник
Все мои надежды и мечты полетели в
тартарары: Николай меня прогнал.
Прогнал раз и навсегда,
окончательно и бесповоротно. Я
больше не хочу думать и писать о нем.
Отбой.
* * *
Дневник догорел. Фотография того,
кто не захотел, чтобы его звали "Никусей",
скрутилась в трубочку и почернела.
Еще одна первая любовь рассыпалась
пеплом... Еще одно нежное сердце
познало горечь первого
разочарования.