ЗЕЛЕНОГРАД - ЛЮБОВЬ МОЯ |
Я не отнесла бы себя к "Иванам, не помнящим родства", но чувства Родины до недавнего времени у меня не было. И я даже имела самонадеянность утверждать, будто бы оно у меня отсутствует напрочь. Если бы мне довелось жить во времена репрессий, ярлык "безродный космополит" был бы как раз по мне. Как небезызвестный Казанова, я претендовала на звание "гражданина Вселенной". Выше любви к Родине я ставила любовь к мужчине и считала, что смогу жить везде, в любой стране мира, лишь бы рядом с любимым человеком. Я вообще была крайне мужчинозависимой, если можно так выразиться.
Наверное, не случайно моими любимыми людьми были в основном нерусские - сначала коллеги по институту, родом из дальнего зарубежья, потом художник-азербайджанец. Этот художник, намного старше меня, оказался единственным из мужчин, кто оправдал мои надежды: женился. Уже за одно это, за его серьезность по отношению ко мне я была готова ради него на все. И, конечно же, утверждала, что без колебания последую за ним в Азербайджан, когда он отправится туда доживать свой век - потому что прах свой он желает отдать только родной земле.
Мой муж во многом противоположен мне, главным образом из-за того, что я - натура раздвоенная и мятущаяся, а он - цельная личность. В отличие от меня он твердо знает, чего он стоит, имеет собственное мнение по всем важным вопросам бытия, а еще он - глубоко верующий и истинный патриот, невзирая на то, что не помнит, когда последний раз был в мечети, и то, что последние 20 лет живет вдали от дома, в России. Не спешите усмехаться! Я знаю, что говорю. Я хожу в церковь каждое воскресенье и, более того, пою в церковном хоре - но все равно у меня веры меньше, чем у моего мужа, не имеющего ни чалмы, ни молитвенного коврика. И вера в Бога, и любовь к Родине - понятия гораздо в большей степени из области чувств, чем из области действий. Хорошо, конечно, когда и то, и другое есть, но душевные движения все равно значат больше телесных.
Итак, в моей системе ценностей любимый мужчина стоял на втором месте после Бога, а когда я была неверующей - то на первом. И какая-то часть меня продолжала упорно защищать такой порядок вещей, невзирая на ход реальной жизни, который довольно скоро сбил с меня восторженное отношение к мужчинам вообще и к любимому супругу в частности. Но общий настрой изменился, шкала ценностей сместилась и на какое-то время заколебалась в неизвестности. Здесь нет ничьей вины, разочарование - неизбежная составляющая большинства семейных жизней, и отдельные счастливые исключения только подтверждают правило. Возведение рыцаря моего сердца на недоступный пьедестал произошло в моей душе оттого, что я крайне низко ставила саму себя. И меня не убеждали заверения родных и близких в том, что я будто бы умница и красавица, и любого за пояс заткну. Я сама так не чувствовала. Мне понадобилось выйти замуж и пожить в браке, чтобы осознать собственную цену, чтобы понять, что я чего-то стою и сама по себе, а не в качестве миссис такой-то. Я бесконечно благодарна моему супругу за то, что я так выросла в собственных глазах - но, когда это произошло, я ощутила душевную пустоту. Миленький мой больше не дотягивал до роли смысла жизни. Он остался таким, каким был, со всеми своими досвадебными привычками и странностями - просто я стала иначе смотреть на него. Не так уж редки случаи, когда, попав в подобную ситуацию, жены заводили любовников. Но пустота в моей душе заполнилась другим, совсем неожиданным для меня образом. А теперь мне кажется, что все происшедшее вполне логично.
Из тридцати лет моей жизни двадцать шесть прошли в Питере, но в паспорте у меня в графе "место рождения" стоит Москва. Переезд из Первопрестольной в Северную Венецию состоялся, когда мне было четыре года, однако я прекрасно это помню. Потому что окружающая жизнь сразу же стала другой. В прошлом остались погожие солнечные дни, яркие красивые игрушки в яслях и веселые добрые друзья. Мир вокруг меня затянулся пеленой бесконечных дождей, замкнулся обшарпанными стенами детского сада. Игрушки оказались старыми и ломаными, а дети - злыми. И теперь я гораздо реже видела маму, которой пришлось после развода (а именно он стал причиной перемены места жительства) дольше и больше работать. Все мое существо кричало: это не мое место! Я не отсюда, я сюда попала случайно!..
Новенькая. Девочка не от мира сего. Что делают с белыми воронами? Правильно, клюют и обмазывают грязью. Вот так сложился мой комплекс неполноценности. И уменьшить его до совместимого с жизнью уровня смог только классный руководитель в девятом классе школы - действительно классный человек! Потому что сумел найти время и силы на то, чтобы разглядеть в никчемной девчонке со странностями, которой ничего нельзя поручать, живую и страдающую человеческую душу.
Моя мама удивлялась, почему меня обижают мальчики, почему у меня почти нет подруг. Она не знала, что мое изгойство шло так издалека. Но я не имею права ни в чем ее обвинять. Испытав потрясение, она - что вполне естественно - вернулась оправляться от него в свой родной город, под крылышко своей родной мамы. Для нее Москва, как для меня Питер, всегда была немножко чужбиной.
У мамы в Москве остались подруги, и мы с ней часто ездили к ним. Каждый раз, отправляясь в командировку, мама брала меня с собой. Но по мере взросления я осознала, что и Москва не родная мне. Я поняла это особенно остро, когда угасла сжигавшая меня два года фанатическая страсть к Николаю Караченцову:
Солнце встает. Ветерок обдувает | |
мокрый красный гранит. | |
Вновь из Москвы я уезжаю. | |
Жалко, что сердце не сохранит | |
мига прощания! Но я-то знаю | |
всю цену этих коротких минут: | |
мне здесь не жить. Я здесь - чужая. | |
Пыл мой смешон и напрасен мой труд. | |
Нет уж надежд, и мечтаний не стало, | |
адрес и код мне пора позабыть. | |
Как это много и как это мало - | |
взять... и кумира с престола свалить! | |
Что мне Ленкома помпезная пышность? | |
Просто театр. Аншлаг и поклон. | |
Но не могу я без трепета слышать | |
Спасских курантов торжественный звон!!! | |
(1988) |
Если быть совсем точной, родилась я не в большой Москве, а в Зеленограде - ее восемнадцатом, отдаленном районе (по-старому, а по-новому - десятом округе), в сильной степени "вещи-в-себе". Как Колпино для Питера, как Ханлар для Гянджи. Там мы бывали реже, чем в самой столице: и добираться неудобно по железной дороге, и (с туристической точки зрения) смотреть там особенно не на что. Разве что на музей героев-панфиловцев (Зеленоград - то самое Крюково, где прозвучали слова политрука Клочкова: "Велика Россия, а отступать некуда: позади Москва!"). И на странный дом с ножками-подпорками, высотой в 8 этажей, а длиной в целый квартал - местную достопримечательность, прозванную "флейтой". Кого в Зеленограде ни спроси, как проехать к флейте - любой ответит. Даже анекдот придумали.
Вопрос: - Можно ли в Зеленограде за одну ночь построить небоскреб?
Ответ: - Да, если флейту поставить "на попа".
В то памятное лето, к рассказу о котором я вот уже столько времени подбираюсь издалека, стаж моей супружеской жизни насчитывал почти три года. Та самая переоценка ценностей, о которой я так долго тут распространялась, уже назрела, но я пока отказывалась самой себе в этом признаваться. На две недели отпуска я поехала с сестрой в Ярославль к родителям ее мужа, а там подвела погода, и я сбежала из древнего города раньше обычного. Возвращалась через Москву, и так случилось, что принять меня смогли не московские, а зеленоградские мамины друзья. Милые, добрые люди, словоохотливые и общительные. Они показали мне дом, в который меня привезли после моего рождения, и ясли, в которые я ходила. Отправившись гулять самостоятельно, я уже сама отыскала этот дом и пошла по тропинке, ведущей мимо него. Она вывела меня к универсаму. В нем не было ничего необычного - но я вдруг узнала окружающую местность!! Именно в этот универсам мы заходили с мамой, когда она меня забирала из яслей, и именно по этой тропинке мы с ней потом шли домой. Я пошатнулась, с трудом устояла на ногах. Меня ударило со страшной силой, как током - ЛЮБОВЬЮ К МАЛОЙ РОДИНЕ! Многие молодые матери рассказывают, что их вот точно так же, до слез, до жгучей и сладкой душевной боли пронзает молния родительского чувства, когда им впервые подносят новорожденное дитя. Крепкие, как ничто на свете, яркие и нежные детские воспоминания накатили на меня. Туго скрученная пружина памяти, наконец освободившись, обрушила на меня водоворот ощущений, хранившихся так далеко, что я уж не надеялась, что они живы. Как щекочет ладошку усами белка в лесопарке, доверчиво беря угощение... Как вкусны упругие брусочки "Любительской" сметаны с эмблемой на обертке: маленькая девочка с косичками несет бутылку молока в два раза больше себя... Как подбрасывают к небесам нагретые за день солнцем деревянные качели в детском сказочном городке... Уезжая домой, я не могла сдержать слез. Мне не хотелось покидать только что найденную Родину!! Мне хотелось оставить мужа, работу, родных - и поселиться здесь, хоть на улице. Но я сознавала, что так нельзя. Меня никто не поймет.
И я не ошиблась: моих восторгов и волнений не разделили ни муж, ни мама. Для мамы Зеленоград был городом печали, а муж и слышать не хотел даже о возможности променять центр Питера, где каждое здание - произведение искусства, на окраину Москвы, застроенную главным образом во времена Хрущева, когда о внешнем облике жилья не особенно заботились. Я поняла, что человек, бывший для меня светом в окошке и потому решавший за меня все - никогда не позволит мне осуществить мою мечту вернуться в город детства. Любимый человек стал преградой на пути в любимый город. И любовь к Родине, положенная на весы против любви к мужчине - перевесила.
У меня даже не возникло вопроса, где провести вторые две недели отпуска. Я заново открывала и вспоминала Зеленоград. Отыскала могилу папиной мамы - бабушки, которую я любила гораздо больше, чем мамину маму, убежденную сталинистку, строгую к себе и окружающим. Милый город изменился, не мог не измениться, и потому не обошлось без разочарований. Белок в лесопарке давно нет, и по вечерам через него, говорят, лучше не ходить. Кинотеатры, как и во многих других российских городах, или позакрывались, или превратились в казино. К счастью, не все! От памятной с давних времен "Шоколадницы" осталось одно название, а внутри она стала обычным магазином, даже не продуктовым, а универсальным. "Детство кончилось", - иронически констатировала сопровождавшая меня подруга. Огорчением стало и то, что очень многие зеленоградцы ездят на работу в большую Москву, а сам Зеленоград, потеряв свои центры - научно-исследовательские институты в области микроэлектроники, разделившие печальную участь большинства российских НИИ - с точки зрения поиска работы стал практически бесперспективным. И это при том, что сам район когда-то вырос именно вокруг казавшихся незыблемыми гигантов - МИЭТа и ВНИИМЭ. А еще я морально почувствовала себя очень плохо, когда меня штрафанули за безбилетный проезд в автобусе суровые неромантичные тетки-контролерши. Мне казалось, что, раз я вернулась с любовью, то мне простится здесь все. Увы...
Второй свой отъезд я пережила гораздо спокойнее. Восторги и разочарования уравновесили друг друга. Решимости немедленно перебраться на вновь обретенную малую Родину поубавилось. А тут еще куда-то запропастилась московская подруга, имевшая возможность помочь мне с работой в столице, да и в семье отношения более-менее устаканились. Не хочу и боюсь думать, когда именно мне удастся осуществить мою мечту, потому что никому не желаю зла и боюсь кого-либо стеснить. Но знаю одно: когда-нибудь я все-таки к тебе вернусь, Зеленоград, любовь моя!
10 апреля 2001г. Юлия Лункина mariolanza@narod.ru |