В начало

Часть вторая

Лишь под конец дня Скантону удалось добиться от землевладельцев разрешения организовать бой негров. Невзирая на открытое попрошайничество, он не смог вытянуть из Давида ни обещания дать в долг, даже минимальную сумму, ни желания хоть как-то помочь пристроить его дочь. И полковник решил устроить бой, чтобы не возвращаться домой совсем уж несолоно хлебавши. Впрочем, он предусмотрел и такую ситуацию, и не случайно пожаловал своему боевому негру высокий пост кучера. Здесь у Силена были все шансы принести хозяину небольшой доход. Силен, обыкновенный полевой рабочий с очень черной, лоснящейся кожей, приплюснутым носом и толстыми губами, был восхитительно туп, но силен и резв, благодаря чему и отличался в боях.

Давид выглядел крайне утомленным длинным праздничным днем. Он согласился выставить против Силена своего Цезаря больше из желания развеяться, нежели стремясь угодить гостям. Но Цезаря пришлось очень долго искать, Жоаль с трудом обнаружил его в самом сердце негритянского жилища.

- Что происходит? - спросил Давид, когда Жоаль, наконец, вернулся с Цезарем. - Чем он там занимался вместо того, чтобы находиться здесь и прислуживать?

- Старый Улисс агонизирует, - объяснил Жоаль. - Цезарю пришлось перенести его в хижину для умирающих.

- Ну так оставьте его умирать, он для этого достаточно стар! - вмешался Режис. - Какого дьявола торчать рядом с ним?

- Чтобы помочь ему отойти, г'сподин Режис, - прошептал Цезарь.

Давид, вполуха слушавший их с досадливым выражением лица, пожал плечами и спросил:

- Это конец? Действительно конец этому типу?

- Не совсем, г'сподин, - ответил Цезарь. - Но теперь уже очень скоро.

- Что случилось с этим негро, почему ему вздумалось умирать именно сегодня, когда он так нужен?

- Никто понятия не имеет, - сказал Жоаль. - Похоже, что он внезапно рухнул посреди двора, как сноп.

- Ба! - воскликнул Давид. - Он ведь стар, не так ли?

- Да, очень стар.

Давид снова пожал плечами, все так же пристально и с досадой разглядывая собеседников.

- Ну ладно, - произнес он. - Теперь займемся боем!

В голосе его сквозила плохо скрытая горечь, и Жоаль удивился, заметив, что пальцы отца дрожат. А ведь Улисс был далеко не первым негром, что умирал в Канаане! Обычно умирающих относили в специальную хижину и терпеливо дожидались, пока все будет кончено само собой. Никто их не оплакивал. Но сегодня отец явно очень устал, тут и сомневаться нечего.

Какая-то смутная мысль возникла у Жоаля в голове, но, когда он сосредоточился на ней и попытался прояснить, испарилась.

- Что ты думаешь об этом Силене, сынок? - спросил Давид, пристально глядя на сына.

Негр Скантона держался подчеркнуто прямо и, вращая белками глаз, украдкой посматривал на господ. Жоаль подошел к нему, опытной рукой ощупал затылочные и брюшные мышцы и заключил:

- На вид он довольно красив. Но сомневаюсь, чтобы он мог вздуть Цезаря.

- Ты сомневаешься! - зарычал полковник.

Он повернулся к своему рабу и, указав ему на Цезаря, спросил:

- Силен, ты можешь покончить мне с этим типом? Да или нет? Ты чувствуешь, что сумеешь задать ему хорошую взбучку?

Чернокожий смерил соперника долгим презрительным взглядом - и расхохотался, показав все свои зубы. Он очевидно не отличался большим умом, но этого ему и не требовалось, чтобы увидеть, что Цезарь по меньшей мере лет на пятнадцать его старше и не выглядит первосортным негром, выдрессированным специально для боев.

- Я сейчас Вам его убью, г'сподин! - сказал он, отсмеявшись. - Я раздавлю его Вам, этого негро!

Зрители покатились со смеху. Почти сразу же начали заключаться пари. Каждый из гостей ожесточенно доказывал свою правоту, и все по очереди подходили пощупать мускулы бойцов. Все это чересчур обильно орошалось ромом, и потому большинство женщин предпочло удалиться. Они собирались маленькими компаниями и отходили прочь, закрываясь от солнца зонтиками.

Давид и полковник стояли на лужайке чуть впереди всех остальных, в центре круга, образованного спорщиками. Раздетые донага бойцы переминались с ноги на ногу рядом с хозяевами. Последние участники пари, никак не решавшиеся сделать ставку, подходили сравнить мышцы негров.

- А теперь, господа, отойдите, пожалуйста! - громко попросил Скантон. - Дайте место этим парням, чтобы они смогли как следует драться!

Выкрикнув свой призыв, он бегом присоединился к зрителям. Бойцы уже начали осторожно приближаться друг к другу. Было очевидно, что у Цезаря нет никакого желания вступать в бой. Он был взволнован болезнью Улисса и крайне удручен тем, что его, домашнего негра, оголили перед всеми господами. Будто не слыша ругательств, которыми осыпал его Силен, он медленно обошел вокруг импровизированной арены.

- Если бы это был мой негро, он бы уже получил несколько хороших ударов ремешком, - заметил один землевладелец.

- Цезарь! - взвыл Режис. - Ты хочешь, чтобы я приложил тебе раскаленного железа к заднице?

- Помолчи, прошу тебя, - сказал Давид. - В кои-то веки выпал шанс присутствовать при умелом бое!

Он медленно-медленно втягивал дым сигары, не сводя глаз со своего негра. Губы его дрожали, растянутые в любезной, отеческой, но невероятно фальшивой улыбке.

- Ты говоришь о шансе! - ухмыльнулся Режис. - И о каком-то там умелом бое! А я вижу всего лишь проклятого труса. Можешь быть уверен, в Трините твоего Цезаря уже уложили бы на месте.

- Мы не в Трините, - отбрил Давид. - И я тебе уже сказал, не волнуйся понапрасну!

На этот раз Режис принял его слова к сведению, но внутренне напрягся. Решительно, отец ничего не хотел делать, чтобы улучшить их отношения! Иногда между ними, казалось, возникало подобие молчаливой дружбы, той, какую большинство отцов поддерживают со своими детьми, когда те становятся взрослыми мужчинами. Но чаще всего Режис ощущал в Давиде протест, молчаливый упрек и неприятие той жизни, которую он выбрал и вел.

Присутствие гостей, знатных собственников и особенно Жоаля, не смутило, а подстегнуло Режиса, и он уже собрался было ответить отцу дерзостью, громко и твердо заявить о своем осуждении порядков Канаана, того, как тут любезничают с негро вместо того, чтобы учить их правильно драться. Но едва он набрал воздуха в грудь, соперники наконец начали бой.

Силен ударил первым. Цезарь отступил под его натиском и, потеряв равновесие на скользкой истоптанной траве, ткнулся спиной в одного из зрителей. Раздраженный недостойным прикосновением чернокожего, человек безжалостно отпихнул его. Силен снова прыгнул на врага, сгреб его в охапку, и негры покатились по земле. На несколько секунд Силен, казалось, взял верх, и громкие крики зрителей приветствовали его успех. Но внезапно Цезарь вывернулся из захвата, так и не нанеся сопернику ни одного удара. Он поспешно встал на ноги, и гнев зажегся в его глазах.

- Этот ваш Цезарь и вправду не боевой негр, - сказал Жоалю Маллиган. - Жаль, если он и дальше будет таким степенным. Быть может, вам следовало напоить его перед поединком. Негро такого склада, как этот, хорошо дерутся только выпивши.

- Вот подождите, он его схватит, - ответил Жоаль. - Сейчас он Вам скрутит его, как старый мешок!

Тоже захваченный азартом боя, он не отрываясь смотрел на Цезаря. Глухая нежность, огромное желание увидеть его победу трепетали в нем.

Теперь Цезарь застыл неподвижно, скрестив руки на груди. Выкрики белых и ругательства соперника клубились вокруг его высокой, твердо стоявшей фигуры, точно море вокруг черного рифа. Силен, взбешенный его невозмутимостью и поощряемый воплями присутствующих, злобно оскалился и двинулся вперед, сжав огромные кулаки и прикрывая левой рукой свое зверское лицо. На этот раз его удар пришелся Цезарю в живот. Тот стерпел, не шелохнувшись - и, прежде чем соперник успел отвести руку назад, схватил его за правое запястье и, молниеносно выкрутив ему руку, завел ее за спину. Одновременно другой рукой он поймал врага за левое запястье. Еще две-три секунды - и Силен, задыхавшийся от боли, был полностью обездвижен.

- Что мне с ним делать, г'сподин? - спросил Цезарь, глядя на хозяина.

Давид громко выпустил воздух из легких и рассмеялся:

- Ну что, Скантон? Что, как Вы думаете, я должен приказать своему негро?

- Что хотите, Давид, - буркнул полковник. - Только смотрите, чтобы он не убил мне эту дрянь.

- Довольно, Цезарь, принеси! - приказал Давид.

Он ликовал, казалось - его усталость исчезла без следа. Взрыв хохота раздался среди зрителей, когда Цезарь, приподняв свою жертву, поднес ее к Давиду и резким движением поверг к его ногам.

- Это был не очень серьезный бой, - сказал Режис. - Я считаю, нужно заставить их начать все сначала.

- Сначала, мой мальчик? Ты правда думаешь, что в этом есть смысл? - спросил Скантон.

Он получил представление о том, на что способен негр Давида, и неуклюже пытался скрыть опасение, что Силена окончательно искалечат.

- Конечно же, есть! - гневно возразил Режис. - Этот сброд не пролил ни кровинки, ни тот, ни другой.

- Бой был абсолютно честным. Победил лучший, - произнес полковник.

- Вы правы, Скантон, - поддержал Давид. - Достаточно и бескровной победы.

В кругу, где только что состоялся бой, не утихали оживление и споры между зрителями. Те, кто проиграл, поставив на Силена, разумеется, поддержали Режиса. А он уже не старался сдерживать гнев, яростно топая своей больной ногой. Слишком быстрое и бескровное завершение боя возмутило его. Право же, не стоило и пытаться затевать празднование дня рождения, если все торжества в итоге свелись к подобному жалкому зрелищу!..

Марта, привлеченная громкими криками сына, поспешила к нему. Узнав, в чем дело, она уставилась на мужа умоляющими, полными укора глазами.

Но Давид твердо придерживался своего мнения. Его поддержал полковник, и вдвоем им быстро удалось заставить недовольных признать победу Цезаря. Убедившись, что споры утихли, он собрался уходить, сделал несколько шагов - и, живо обернувшись, пристально взглянул на жену и сына. С минуту он изучал их лица, затем принял отсутствующий вид. Глаза его сузились, два белых пятна выступили в углах рта.

- Я устал, - произнес он. - Это уже начинает вырастать в проблему: вы оспариваете все мои решения!

Режис пожал плечами, что-то буркнул сквозь зубы и замолчал, глядя по-прежнему упрямо. Давид резко отвернулся и взволнованно зашагал прочь. Но вдруг снова застыл на полпути и обернулся, выискивая среди гостей Жоаля.

- Жоаль! - позвал он и, когда тот подошел, попросил: - Надо бы тебе, наверное, сходить посмотреть на старого Улисса.

- Да, папа, я сейчас же отправлюсь к нему.

- Ты... ты думаешь, он очень страдает?

- Конечно же! Он так стар.

- Да... - мрачно согласился Давид. - Для этого он уже стар! Быть может, следует облегчить...

Он осекся, заметив, что Марта и Режис внимательно слушают. Ни он, ни Жоаль старались не обсуждать дела Канаана в присутствии этих двоих. Он поступал так инстинктивно, не зная и не задумываясь, почему, поскольку был уверен, что они его не понимают и, более того, не любят. Эта уверенность наполняла его досадой и отвращением. Вот и сейчас два эти горькие чувства вселились в него.

- Жоаль, - вновь окликнул он сына.

- Да, папа?

- Если сегодня к вечеру Улисс еще не отойдет, быть может, будет лучше дать ему негритянский порошок.

- Что это? - спросила Марта. - Лекарство?

- Негритянский порошок! - ухмыльнулся Режис. - Это то, что дают им, когда они больны и надеяться больше не на что. Это, как ты говоришь, "лекарство" переносит их в мир иной так быстро, что они даже понять ничего не успевают.

При этих словах все присутствующие замолчали.

- Все хозяева пользуются этим порошком, - проворчал, прерывая пугающую тишину, Давид. - Это необходимая вещь в таком поместье, как наше!

Он опять повернулся к старшему сыну:

- Если старый Улисс еще будет жив, когда наступит ночь, придется известить Рамоса. Он знает, где найти горшочек, в столе на мельнице.

Не обмолвившись более ни словом, Жоаль и Давид вернулись к приглашенным, вновь столпившимся перед домом. Многие из них уже собирались прощаться: солнце клонилось к закату, еще час-другой - и наступит ночь. Жоаль заметил Цезаря: тот одевался, спрятавшись за кактус. Юноша подошел к рабу и сказал:

- Ты сейчас вернешься к Улиссу.

- Да, г'сподин.

- И если, когда настанет ночь, он будет еще жив, ты...

- Да, г'сподин? Что мне сделать, г'сподин?

Жоаль помолчал.

- Ничего... Совсем ничего! Ты просто пойдешь и скажешь мне, вот и все!

- О! да, г'сподин хозяин, - ответил невольник. - О! Будьте уверены, я сразу же приду к Вам!

Еще несколько секунд они просто смотрели друг на друга, и Жоаль вдруг почувствовал - если он простоит неподвижно еще хоть мгновение, Цезарь или расплачется, или протянет руки, чтобы коснуться его.

- Ты очень хорошо дрался, - поспешил сказать он.

- Спасибо, г'сподин, - поблагодарил раб, опустив глаза.

- Ты - самый хороший, ты - лучший негро Канаана, Цезарь. Но все же не принимай это близко к сердцу, а?

- О! это нет, г'сподин, не бойтесь!

Разговаривая с негром, слыша в его речи милый провинциальный акцент, который обоим приходилось скрывать от посторонних, Жоаль снова обрел душевное равновесие. Он постоял еще немного в задумчивости, отослал Цезаря и пошел к дому. На крыльце он заметил мать и брата, и рядом с ними Скантона. Чуть поодаль, в стороне от прочих гостей, по аллее неспешным шагом прогуливались Веллер и Давид. Они, казалось, оживленно спорили, покачивая головами. Большая часть собственников еще продолжала обсуждать бой, не всегда выбирая выражения. Женщины постепенно возвращались под сень деревьев.

Жоаль опять подумал о Жюдите. Он был взволнован и немного угнетен. И главное - ему было одиноко. Он ужасно глупо провел весь этот день вдали от единственного интересного ему человека.

Эта отдаленность от Жюдиты вдруг больно полоснула его по сердцу, и он страстно пожелал еще раз увидеть ее. Вспомнив, что давно заметил рядом с ней Селию, он направился к лощине, зная, что сестра очень любит гулять там. Он нарочито далеко обходил группы других приглашенных, и неясная тревога, ощущение участия в чем-то запретном заставили его ускорить шаги. Он вступил в игру с неведомым для него чувством и боялся, что у него разорвется сердце, если он сейчас же не поговорит с Жюдитой.

В звенящей, почти пугающей тишине он достиг тенистого склона лощины. Высоко-высоко в небе медленно кружились два сарыча. Вновь охваченный тревогой, юноша замедлил шаги и буквально приказал себе восхититься легкостью полета птиц и умиротворяющей нежностью воздуха в кружевной тени деревьев.

Затем он снова пустился в путь, внимательно осматриваясь и пытаясь привести в порядок свои мысли - что, впрочем, удавалось ему не больше, чем поймать рыбу голой рукой. И вдруг справа от него заскрипел мох под легкими шагами. Жоаль различил меж деревьев силуэт Жюдиты, и сердце его учащенно забилось. Девушка приближалась. Она была одна и словно бы ждала или искала кого-то.

Она заметила юношу, лишь когда он сделал движение ей навстречу - но, казалось, нимало не удивилась его появлению. Капор она сняла и поигрывала им, волосы ее сделались темно-бронзовыми в солнечных лучах, а лицо, освещенное легкой улыбкой, казалось простым и милым.

- Вы одна? - спросил Жоаль, подойдя вплотную.

Она слегка покраснела от простодушной прямоты его вопроса, но, без сомнения, это ничуть не портило ее.

- Я гуляла с Селией и ее подружками, - объяснила она. - Увы, похоже, мы потеряли друг друга!

Воцарилось молчание. Жоаль не знал, что сковало ему уста - воспоминание о словах отца или неловкость оттого, что он наедине с этой девушкой?.. Он попытался представить себя мужем Жюдиты - и внезапно будто что-то щелкнуло в голове. Он по-прежнему находил прелестными все черты барышни Веллер, но белизна ее лица словно бы усилилась и затмила собой все остальное. Нежный цвет ее фарфоровой кожи после этого таинственного и неожиданного превращения представился ему холодным. Спору нет, у нее была очень красивая кожа, но на какое-то мгновение эта утонченность и белизна вызвали в Жоале едва ли не неприятие.

Он поразился сам себе настолько, что даже содрогнулся. Но ведь именно эту девушку, и никакую другую, он мечтал назвать своей женой. Только ее! Он внезапно испугался, что так и не привыкнет к ее бледности.

- Вы позволите мне проводить Вас? - спросил он.

Сначала она согласилась, но потом заколебалась:

- Я думаю, нам лучше не уходить далеко. Меня могут искать и будут беспокоиться, если не найдут.

- Тогда давайте сядем и подождем. Если Ваши подруги не появятся здесь через полчаса, мы спокойно вернемся к дому.

Они уселись на траву и некоторое время молчали, внимательно вслушиваясь в шелест деревьев над головами, разглядывая все удлинявшиеся тени.

- А знаете ли Вы, барышня Жюдита, что Вы действительно очень приятная девушка? - медленно и серьезно произнес Жоаль.

Он не нашелся, что другого сказать ей. Но ни секунды не опасался, что скажет или сделает глупость - настолько искренне он верил в то, о чем говорил.

Однако Жюдита не смогла удержаться от смеха. И Жоаль внезапно оробел. Он чувствовал, что она кристально чиста, искренна, без всяких великосветских женских манер, всегда таких вымученных; но ощущал и то, что она страшно далека от него, думает и чувствует совсем не как он. Жоаль даже укорил себя за то, что так поспешно предположил, будто бы она согласится стать его супругой.

- Последний раз, когда мы виделись, вы были совсем маленьким мальчиком, - сказала Жюдита, разглядывая его сквозь полуопущенные ресницы.

- Да, я был ребенком, - признал он. - И еще нынче утром я думать не думал о Вас. Все, что я запомнил с нашей встречи, - это ружье, которое мне доверил нести Ваш отец.

- Вы запомнили ружье, а не меня? Не очень-то это любезно с Вашей стороны! - упрекнула она, улыбаясь, но на сей раз сдержав смех.

- В то время Вы тоже были всего лишь маленькой девочкой. Я и представить не мог, что Вы станете такой красавицей.

- Вы и вправду думаете так, как говорите?

- Конечно, я думаю так, - ответил Жоаль.

Несколько секунд Жюдита молча всматривалась ему в глаза, внимательно и чуть удивленно. И вдруг, покраснев, опустила ресницы. Но тут же снова заставила себя взглянуть юноше в лицо.

- Какой Вы странный, Жоаль! - прошептала она.

- Как это понять, барышня Жюдита?

- Ну... Вы... О! Боже мой, это трудно объяснить! Мы - прежде всего друзья детства, и значит, нам дозволено разговаривать так запросто, как мы говорим сейчас. Но, Жоаль, Вы же без конца делаете мне комплименты!

- Надеюсь, Вам не слишком неприятно их слышать.

- А я очень надеюсь, что Вы желаете таким образом показать мне свою галантность.

- Вовсе нет!

- Или Вы так издеваетесь?

- Я?! - искренне удивился Жоаль. - Я издеваюсь над Вами, барышня Жюдита? Конечно же, нет!

- Но, Жоаль! - вскричала она. - Ни один юноша на свете не осмелился бы сделать столько комплиментов девушке, которую он практически не знает! То есть, я хотела сказать, не сделал бы... прямо так сразу, ни с того ни с сего!

- Я еще о многом хотел бы Вам сказать, - ответил Жоаль.

- Ах, да? И о чем же Вы хотели бы поговорить?

- Я, например, хотел бы знать, что Вы думаете обо мне.

Произнеся это, он увидел, как изумленно распахнулись глаза Жюдиты, и услышал, как она звонко, от души, безудержно расхохоталась. И ему бросились в глаза собственная неловкость, неуклюжесть, а хуже того - беспардонность его вопроса. Он впервые спрашивал о подобных вещах белую девушку - и жестоко осознал свою неопытность. От беспомощности и дикого страха, что он допустил ужасную бестактность, Жоаль покраснел до корней волос. И надо же было, чтобы именно Жюдита так смутила его!.. Но все же он нашел в себе силы спросить:

- Над чем Вы смеетесь? Что такого забавного в том, чтобы спросить у другого человека, что он думает о тебе?

Жюдита заговорила с трудом - ее хорошенькое личико все еще сияло улыбкой, и все тело сотрясалось от сдерживаемого смеха:

- Прошу Вас, простите меня. Я думаю, что Вы очень любезны, Жоаль, а также очень хорошо воспитаны, и что Вы очень, очень хороший человек! Если я и смеюсь, то это просто с непривычки. Я никогда не встречала таких мальчиков, как Вы.

У Жоаля пересохло в горле. Он был разочарован, даже слегка унижен, но все же польщен порывом нежности, прозвучавшим в ее голосе.

- Как это, никогда? - хрипло спросил он.

- Ну, видите ли, другие гораздо менее искренны. Вы, как мне показалось, всегда глубоко обдумываете все, что собираетесь сказать.

- Верно, - ответил он. - Я много думаю и не люблю говорить о том, чего не знаю.

Как ни странно, это серьезное заявление рассмешило их обоих. Жюдита положила руку Жоалю на плечо, но тут же поспешно отдернула ее.

- И все же, должно быть, трудно предугадать, что у Вас на уме, - сказала она. - Вы так изменчивы.

- Изменчив?

- Говорят, будто Вас терзает какая-то душевная мука. Вы честны, Вы говорите, что думаете, и думаете, что говорите, но остаетесь загадкой.

- Ах! - вздохнул Жоаль.

Ему понравились ее слова. На секунду он ощутил некое душевное единение с ней. И теперь уже сам сделал движение положить руку на плечо Жюдите - но отдернул ее, даже не коснувшись.

- Как это может быть, что Вы так хорошо знаете меня? - спросил он.

- В этом нет ничего сверхъестественного, - улыбнулась Жюдита. - Сегодня мы с Вашей сестрой долго говорили о Вас.

- Почему?

Она спокойно взглянула ему в лицо:

- Вы и вправду не догадываетесь, Жоаль?

Он медлил с ответом. Как будто невидимая рука перехватила ему горло, и страстное желание сдавило грудь. Он подумал, что цвет лица Жюдиты не должен быть на самом деле таким холодным, каким показался вначале. Он вспомнил свои давние грезы о ней, когда она была еще ребенком, а он сам не понимал, чего желает, сладко вздрагивая при виде ее. Шум голосов, внезапно раздавшийся в глубине рощи и все приближавшийся, вернул Жоаля к действительности.

- Надеюсь, теперь мы будем чаще видеться, - прошептал он.

- Вам бы этого хотелось?

- Да, очень!

Он еще ближе наклонился к девушке, не сводя с нее глаз. Он жадно разглядывал ее, хотя так и не сумел победить до конца робость и стеснение. Но Жюдита молча выдержала его взгляд - и он отвернулся, вглядываясь вдаль, стараясь расслышать нежный дружелюбный шепоток Старого Лорелея.

- Здесь очень красиво, - промолвил он. - Вы не находите?

- Да, - согласилась она. - У Вас очень милое поместье.

- Мой отец, а до него - мой дед сделали все, чтобы Канаан стал таким, каков он сегодня.

- Ваш дом просто огромен. И выглядит уютным.

- Он не совсем такой, каким бы я хотел его видеть. Когда женюсь, я построю другой, мой собственный.

- Вы... Вы и вправду подумываете о женитьбе?

- Разумеется, барышня. Мужчина рано или поздно должен найти себе жену и завести детей.

И вновь молчание разделило их прозрачной стеной. Но долго молчать они не могли: под деревьями все отчетливей разносился шум голосов, грозя вот-вот нарушить их уединение. Разговаривавшие неумолимо приближались. Еще несколько секунд - и они покажутся на поляне.

- У Вас есть идея относительно места, где бы мне следовало построить дом? - поспешно спросил Жоаль.

- Не знаю, - замялась Жюдита. - На нашем острове множество прекрасных уголков.

- Вы говорите, на нашем острове?

- Ну да, Жоаль.

- Барышня Жюдита, Вы меня не поняли, - возразил Жоаль, силясь сохранить спокойствие, но внутренне весь дрожа. - Я построю себе новый дом, но для этого мне не нужно уезжать из Канаана.

И тут же увидел, как лицо Жюдиты изумленно вытянулось, как стерлась с него так очаровывавшая его открытость.

- В чем дело? - спросил он, невольно настораживаясь. - Вы думаете, я способен покинуть мое поместье?

- Но ведь... - начала она.

И осеклась.

- Ну же, говорите! - настойчиво попросил Жоаль, внезапно испугавшись этой запинки. Он остро почувствовал, что ее смущение вызвано чем-то другим, не тем, о чем они говорили до этого.

Она ненадолго заколебалась, потом решительно произнесла:

- Я думала, во всяком случае - мне так дали понять, что будто бы Канаан должен отойти Вашему брату!

- Режису?! Но он же младше меня! Да и потом, что могло заставить Вас предположить подобное?

- Чьи-то разговоры, я уже не помню, чьи именно.

- Разговоры! - повторил Жоаль, и в голосе его появился стонущий, сварливый оттенок. - А! Людям только дай посудачить о будущем Канаана!.. Спросите же об этом моего отца - единственного, кто точно знает! Вот убедитесь, что он Вам ответит! Папе лучше знать, кому должны отойти эти земли!

Он замолчал, весь дрожа, и услышал эхо собственного голоса, далеко разнесшееся под деревьями. Голова его пылала, в ней ворочалась тяжелая боль. Он больше не осмеливался поднять глаза на Жюдиту. Сорвал травинку, прикусил ее, нервно выплюнул...

- Жоаль, - прошептала девушка. - Я не хотела рассердить Вас.

- Нет, нет! Я не сержусь, но...

- Прошу Вас, простите!

Поддавшись инстинктивному порыву нежности, Жюдита прильнула к нему. Теперь их плечи и бока соприкасались, их тела передавали друг другу трепет. На мгновение Жюдита словно одумалась, хотела было отпрянуть - но не решилась.

Они долго сидели, прижавшись друг к другу, дрожа одной дрожью - но это не было ни похотью, ни любовным волнением.

Внезапно Жоалю послышался треск ломающихся веточек. Он поднял глаза - и в нескольких метрах от себя увидел сестру. Селия пристально смотрела на них с Жюдитой. Она была не одна: чуть поодаль сзади нее стоял Режис и точно так же внимательно разглядывал открывшуюся ему сцену.

- Что это значит? - вскричал он, как только понял, что его заметили. - Мы тут от всех прячемся? Мы желаем побыть наедине? И все это как раз в мой день рождения, не иначе, чтобы все поняли, как мало я вас интересую!

Он старался придать своему голосу саркастически-радостный тон, но еле сдерживал сильнейший порыв гнева, охвативший его.

Жюдита вскочила, у нее перехватило дыхание. Жоаль тоже поднялся на ноги, охваченный невыразимой тревогой. Он чувствовал, что попался в западню. Избегая смотреть на брата, он медленно повернулся к Селии.

- Барышня Жюдита потеряла вас, - неловким извиняющимся тоном заговорил он. - Я как раз проходил поблизости. Мы заметили друг друга...

Он раскаивался в каждом произнесенном слове. Его смущение, казалось, внезапно передалось Селии - она вдруг кинулась к Жюдите и схватила ее за руку.

- Идем быстрее, вернемся к дому! - шепнула она подруге.

Миг - и они исчезли среди деревьев. Вновь наступила тишина, и сгустившиеся тени сделались почти осязаемыми.

- Папа знает, что вы были здесь? - резко спросил Режис.

- Как он может это знать? - отозвался Жоаль. - Да и, в конце-то концов, какая ему разница? Ты не думаешь, что у него достаточно хлопот с гостями?

- Что он скажет? - продолжал отяжелевшим голосом настаивать Режис. - Что он скажет, если узнает, что ты тут ласкал Жюдиту Веллер?

- Ничего он не скажет, - возразил Жоаль. - Он даже внимания на это не обратит! И потом, я вовсе не "ласкал" эту девушку, как ты изволил выразиться.

- А мама, а? Что она подумает обо всем этом?

- Мама? Но, Режис, помилуй, почему ты хочешь, чтобы наши родители беспокоились из-за этого?

- А! так ты думаешь... - вскричал Режис, сотрясаясь от внезапно прорвавшегося гнева. - Может быть, ты думаешь, что они не будут напуганы, узнав, что ты касался этой девушки?

- Напуганы?! - крайне изумленный, повторил за ним Жоаль. - Ты что, больной?..

Режис подскочил к нему так близко, что едва не коснулся. Его узкие плечи и впалая грудь содрогались от бешенства и отвращения. На секунду Жоаль даже испугался, как бы тот не набросился на него и не ударил. Он был намного выше и сильнее брата, и ему не составило бы никакого труда отразить нападение - но тогда пришлось бы поднять руку на калеку, может быть, даже причинить ему боль, а этого Жоаль не мог.

- Ну, ну, Режис, - тихо произнес он. - Не будем же мы кидаться друг на друга из-за такой малости.

- Грязный тип! - прорычал Режис, не двигаясь с места.

Было видно, что он боится Жоаля. Его лицо так сморщилось от ненависти, что казалось старческим.

- Может быть, ты думаешь обручиться с Жюдитой? - процедил он сквозь зубы. - Или, может, даже жениться на ней в ближайшее время?

- Почему бы и нет?

- Ты!.. На этой белой!

Он осекся, испугавшись проговориться раньше времени. Но Жоаль пропустил его выкрик мимо ушей. Напротив, то, что он услышал упоминание о своей будущей женитьбе из уст своего ненавистника - брата, успокоило его и даже польстило, словно бы от этого их союз с Жюдитой стал чуточку реальнее, сделался неизбежным и верным.

- Бог мой, Режис! - примирительно произнес он. - Не будешь же ты раздувать из этого историю!

- Мне будет неловко, если я промолчу! - возразил калека. - А! Можешь быть уверен, все узнают обо всем!

Его отвращение к Жоалю дошло до крайности, его обуревал страх, и, как всегда рядом с братом, он с ужасом осознавал слабость и немощь собственного тела - но гордыня убедила его стоять на своем.

- Ты слишком веришь в свои мечты, Жоаль! - крикнул он. - Гораздо больше, чем это возможно на самом деле... Скоро, очень скоро тебя ожидает проклятый сюрприз!

- Да что ж тебя так разбирает-то, а? - вскипел Жоаль, его уже начала раздражать несговорчивость брата. - Успокойся, наконец! Это же смешно - вот так ссориться по пустякам!

Его пугала неприкрытая ненависть Режиса. Он не хотел позволять ему втянуть себя в новую ссору. С ним, как и с его матерью, лучше всего было покорно плыть по течению. В конце концов, приступы гнева у них не так уж часты и не заслуживают того, чтобы принимать их близко к сердцу. Но совсем уж распластываться перед Режисом Жоалю тоже не хотелось.

- Все в порядке, - заверил он. - Перестань задирать нос! Не нужно считать, будто ты превыше всех, только потому, что ты ездишь в город и бываешь в обществе!

- Всех-то я, может быть, и не выше, - буркнул Режис, - но тебя-то уж точно!

- Ну и убедись в этом очередной раз, коли тебе так нравится! Но ты думаешь, это хорошо - вот так кричать? Смотреть на меня злобно, будто я тебе враг? Ты не думаешь, что нам лучше спокойно вернуться домой?

Он протянул руку, собираясь помочь брату подняться по склону. Он был искренен в своих словах и от души желал помириться. Но Режис отпрянул с криком:

- Оставь меня! Оставь меня и убирайся!

Братья повернулись друг к другу спиной и медленно пошли каждый в свою сторону. Через несколько минут оба оглянулись и уже не увидели друг друга - и сковывавшее их напряжение начало слабеть. Каждый по своей причине, они втайне испытали облегчение от того, что их стычка закончилась бескровно. Но с каждым шагом росло разделявшее их расстояние, и оба молча наливались злобой.

А вокруг сгущалась ночь, мрачная, как дурное предзнаменование.