В начало

Часть вторая

Глубокой ночью пешком Жоаль покинул Канаан, где вырос и возмужал. Много часов месил он грязь раскисших под дождем дорог, пока не наткнулся на старый заброшенный хлев и не уснул в нем.

Спал Жоаль прямо на голой земле - и, пробудившись, долгое время лежал без малейшего движения. На него тяжким грузом давили вчерашние события. Его цепко держало в своей власти и душило ужасом осознание случившегося, и не осталось ни капли былой ярости, чтобы побороть уныние. Вокруг был жестокий мир, полный опасностей и унижения, и Жоаль подсознательно оттягивал встречу с ним, хотя и понимал, что она неизбежна. Чувства ужасной несправедливости и одиночества терзали его. Но он собрал в кулак всю свою волю и в конце концов сумел воспрянуть духом настолько, чтобы снова пуститься в путь. Из его теперешнего положения был возможен один-единственный выход - отправиться в Бриар и принять помощь, предложенную Маллиганом. Юноше было не по себе и даже в глубине души противно от мысли, что он вынужден будет воспользоваться гостеприимством этого человека, но ему не приходило в голову, к какому другому месту острова он мог бы направить свои стопы: отныне все двери перед ним были закрыты.

Пока он шел, ему снова вспомнилось, как Маллиган убеждал его, что время пролетит и старость докажет тщету всего сущего. Жоалю самому казалось теперь, будто бы он состарился и зачерствел душой, и он невольно подумал: "А может быть, отец все-таки еще жив - во мне?.. А вдруг его сила и упорство перейдут ко мне - вот сейчас?!" - но, как ни пытал он себя, как ни вслушивался в свое сердце, ему не было ответа.

Прошло несколько часов. Когда солнце покинуло свой ослепительный трон в зените и начало медленно спускаться к горизонту, Жоаль набрел на убогую, открытую всем ветрам хижину. На изгороди, точно воробьи, примостились двое оборванных, измазанных в пыли мальчишек. Они молча глядели на приближавшегося незнакомца. Внезапно Жоаль почувствовал, что очень голоден. Судя по виду жилища, его обитатели сами недоедали, но выбора не было, и он остановился, чтобы поискать глазами хозяев. Дети тотчас же спрыгнули с ограды и убежали.

Дверь халупы оказалась не заперта. Жоаль подошел поближе и толкнул ее кулаком. Через несколько секунд на пороге появилась худая, босоногая, ужасающе грязная женщина и молча пристально уставилась на пришельца. Жоаль объяснил ей, что хотел бы купить чего-нибудь поесть. Он пошарил в карманах, чтобы она услышала звон монет. Женщина исчезла в хижине и вскоре вернулась, неся горшок молока и две лепешки из маниоки.

- Четверть ливра! - сказала она.

Жоаль расплатился. Еда была скудной, но он так проголодался, что был рад и этому. Дети снова подошли к нему и стали смотреть, как он ест. Они не выглядели истощенными, но глаза их поблескивали жадно.

- Господин... Вы не оставите мне немного? - внезапно спросил старший.

Если бы это сказал негро, Жоаль не раздумывая отвесил бы ему подзатыльник. Но перед ним стояли белые дети. Он оторвал кусок лепешки и дал мальчишке. Тот сейчас же убежал, не сказав ни слова благодарности. Его брат остался стоять, по-прежнему не спуская с Жоаля любопытных глаз.

- Далеко еще осталось до Бриара? - спросил его юноша.

Мальчик заколебался, и тут на пороге снова появилась его мать.

- Вы торговец неграми? - спросила она.

- Нет. Почему Вы так решили?

- Потому что Вы идете к Маллигану, - пожала плечами женщина. - Все, кто идет к Маллигану, - торговцы неграми.

Она отчего-то смутилась и опустила глаза, но все же решилась еще спросить:

- Вы потеряли свою лошадь, господин?

- Она поранилась, - соврал Жоаль. - Мне пришлось отпустить ее домой.

- Куда это, господин?

- Ко мне, в Канаан! - сухо ответил Жоаль.

Ответ успокоил женщину, она взглянула юноше в лицо, и в ее бегающих глазах внезапно зажглись интерес и почтение.

- Вам крупно повезло, что Вы живете в таком красивом поместье, - сказала она. - И для нас настоящая честь, что Вы не побрезговали нашей пищей - хлебом бедняков, еще более несчастных, чем Ваши рабы.

- Наши рабы никогда не были несчастны, - отрезал Жоаль.

- О, я в этом абсолютно уверена! - живо подхватила женщина. - Иногда я думаю, что надо было б и нам податься в рабство.

- Но вы же белые! - воскликнул Жоаль.

- Ну и что? - буркнула она.

- Белые никогда не были рабами!

- Нет, раньше были, были, говорю Вам! - с силой возразила женщина. - В Риме, в Греции, по всему древнему миру! Даже и сейчас наверняка должны еще остаться места, где у людей есть белые рабы!

Жоаль был не на шутку удивлен:

- Такие же рабы, как негры? Вы и вправду этому верите?

- Абсолютно, господин! В книгах написано, что раньше у римлян были белые рабы, что они побоями вынуждали их работать и даже заставляли их драться между собой и смотрели на это в цирках. А Вы разве не знали?

- Не-ет, - рассеянно протянул Жоаль.

Неожиданная образованность бедной женщины так не вязалась с ее неряшливым видом и убогим жилищем, что почти потрясла его.

Вокруг дома росли чахлые пальмы, и их сероватая пыльная листва трепетала от сырого тяжелого дыхания ветра. Хрупкие тени пробегали по земле. На всей обстановке лежала мрачная печать запустения, и даже солнечные лучи не в силах были растопить ее. Солнце уже клонилось к западу, и свет его падал косыми желтыми бревнами, рассеиваясь и дробясь во влажном воздухе.

- Мне бы не хотелось быть ничьим рабом, - содрогнулся Жоаль. - Я бы не рискнул даже подумать, что подобное могло бы случиться со мной.

- Вы - это нормально, Вы господин, - вздохнула женщина.

Жоаль пожал плечами и отвернулся. Невзирая на ветер, жара становилась все более удушливой. В любую минуту мог хлынуть дождь. Внезапно юношу пронзила мысль о Старом Лорелее: если никто так и не позаботился расчистить лощину, река не упустит случая выйти из берегов! У него тут же испортилось настроение, он вновь ощутил себя покинутым и несчастным - и, чтобы собеседница не заметила перемены в нем, указал пальцем на север и спросил:

- Так Бриар там?

- Нет, господин, вон там! - женщина показала чуть восточнее. - Не более чем в половине лье отсюда, на другом склоне холма. А хотите, мой мальчишка покажет Вам дорогу?

- Нет, спасибо, - отказался Жоаль.

Он обернулся, чтобы попрощаться, но женщина уже ушла в дом. Ей снова показался подозрительным этот странный господин, у которого нет лошади, который ничего не знает из того, что пишут в книгах, и отказывается от провожатых...

- Г'сподин, - шепнул ее сын, молчавший до сих пор, - Вы пойдете прямо до самой высокой точки берега, пока не увидите крыши Трините. Как увидите, свернете на ту дорогу, что по левую руку. Тут не заблудишься!

- Спасибо, - произнес Жоаль.

Он порылся в карманах, вытащил последнюю монетку и бросил ее ребенку.

Идти до вершины холма пришлось довольно долго. Когда Жоаль остановился на ней, небо над морем уже потемнело, по нему разбежались, почти касаясь воды, аспидного цвета облака. Тяжелый душный воздух застыл без движения, упали первые редкие капли теплого дождя. С океана на остров шла непогода, и молнии уже сверкали над Трините, где тесно сгрудились у берега дома и покачивались на рейде корабли.

Жоаль свернул, как сказал ему мальчишка, влево, на тропинку, змеившуюся по склону холма. Пересек небольшой лесок, вышел на простор каменистой равнины, и перед ним раскинулось поместье Бриар. Здешних земель не касались руки земледельца, за исключением маленьких квадратных участков, засеянных неприхотливым маисом - традиционной пищей негров. Над поросшей травой пустошью стлался туман. Сквозь него проступали очертания огромных загонов и изгородей, за которыми скрывались бараки. Это место создавало впечатление заброшенности, но царили в нем такая тишина и чистота, что, не знай Жоаль о том, что здесь негритянский питомник, он ни за что бы не догадался.

Господский дом стоял на небольшой возвышенности, почти на обочине дороги, что спускалась к городу. Маленькую кирпичную усадьбу Маллиган построил по соседству с бывшим домом Дебреев, который он превратил в конюшню. Классического, внушительных размеров въезда в поместье не было. Решетка из кованого железа просто открывалась на красивую аллею, обсаженную пальмами. Эта часть Бриара выглядела гармонично и даже изящно, и немедленно напомнила Жоалю, что здесь живет Соня Маллиган. Вытирая рукавом мокрое от дождя лицо, он поспешил взойти на крыльцо и потянул за шнурок звонка.

Внутри дома послышался серебристый звук колокольчика, но вслед за тем снова наступила тишина. Когда Жоаль отошел на несколько шагов, чтобы взглянуть на окна, то заметил перед дверьми несколько карет. Затем, подняв глаза, он успел увидеть, как шевельнулись занавески за одним из стекол.

Он постоял немного в нерешительности и вернулся к так и не открывшейся двери, поднял руку, намереваясь позвонить снова - и тут ему наконец отворили. В дверном проеме появился слуга.

- Добрый вечер, господин, - сказал он. - Мой хозяин занят у себя в кабинете. Если Вы желаете войти, Вам придется дождаться, пока я схожу посмотреть, может ли он Вас принять. Кто Вы, господин?

Дворецкий был высок, черен как смоль и худ, точно ниточка. Он показался Жоалю неприветливым и недалеким и, хотя носил мундир на пуговицах и рейтузы, не обладал выправкой домашнего негра.

- Вы без лошади? - высокомерно добавил он.

- Беги-ка лучше должить своему хозяину, что пришел г-н Жоаль, вместо того чтобы задавать вопросы! - раздраженно ответил юноша. - Видать, в этом доме все покладистые и сговорчивые, раз позволили такому неотесанному ублюдку, как ты, заняться приемом посетителей!

Негр моментально растерял спесь и рассыпался в извинениях:

- Вы должны меня простить, г'сподин! - заныл он. - Я еще совсем недолго служу дворецким. Но Вы ведь знаете меня, г'сподин Жоаль! Я был негром полковника Скантона, из Ландстона. Полковник продал меня Маллигану, здешнему хозяину. О! да, г'сподин, теперь я отлично вспомнил Вас!

- Я передам полковнику, что он чертовски хорошо поступил, избавившись от тебя, - сказал Жоаль. - А теперь марш бегом доложить обо мне хозяину!

Слуга открыл перед ним дверь в гостиную и поспешно скрылся. Жоаль прошел в комнату. Она выглядела уютной и располагала к задушевным беседам. Стены были обшиты светлым деревом, окна закрывали белые занавески. Бросался в глаза огромный портрет Сони Маллиган над камином. Хозяйка дома была очаровательна в платье ослепительной белизны, открывавшем плечи и почти обнаженный бюст. Художник, что писал ее, очень хорошо сумел передать нежность ее улыбки, вопросительный взгляд зеленых глаз; нарисованная грудь приподнимала тонкий муслин и, казалось, трепетала от живого дыхания. Рука Сони покоилась на голове молодого негра, глядевшего на нее с выражением безграничного восхищения. Эта чудесная картина была единственным живописным произведением во всей гостиной.

Жоаль так увлекся разглядыванием дивного портрета, что не услышал, как за его спиной открылась дверь. Голос Маллигана заставил его резко обернуться.

- Ты правильно сделал, что пришел, не медля, - заметил работорговец.

По тону его реплики можно было бы решить, будто он рад вновь видеть юношу, но это радушие точно так же могло быть обращено и к любому другому: Маллиган был дежурно вежлив.

- Пойдем ко мне в кабинет, там мы сможем говорить спокойнее, - пригласил он.

В комнату, куда он провел Жоаля, вела дверь в дальнем углу вестибюля. Кабинет был небольшим, но с очень высоким потолком. Все его убранство сводилось к двум огромным морским картам на стенах. В воздухе был разлит странный незнакомый запах, навевавший грезы о дальних странах. Около камина, выделявшегося тяжелыми бронзовыми подставками для дров, стоял длинный стол черного дерева, весь заваленный бухгалтерскими книгами и толстыми переплетами списков. По правую руку у самой стены притулилась походная кровать. Жоаль заметил, что она еще хранит форму лежавшего тела.

- Садись и располагайся, как тебе удобно! - указал Маллиган на кресла у другой стены.

Сам он остался стоять, лаская взглядом карты. По очертаниям материков скользили блики канделябров. Лицо торговца сделалось бесстрастным.

- Если я и позволил себе прийти к Вам... - начал Жоаль.

Но Маллиган жестом прервал его:

- Мне прекрасно известны твои обстоятельства, и я считаю, что ты поступил правильно.

Он склонился над столом, запустил руку в шкатулку из слоновой кости и вынул сигару.

- Не стоит снова начинать разговор о том, что случилось вчера, мой мальчик! Семейные истории никогда особо не интересовали меня, и у нас сейчас много дел куда получше, займемся ими!

Он показался Жоалю слегка усталым. Его лицо выглядело осунувшимся в мрачном свете свечей. Он зажег сигару от одной из них, сделал несколько долгих затяжек и проводил взглядом, прищурившись, поднимавшийся к потолку дым. В этот момент Жоаль услышал сквозь запертую дверь чьи-то шаги в вестибюле, и ему сделалось неуютно. Что же до Маллигана - он, казалось, ничего и не заметил.

- Ты примешь помощь, которую я тебе предложу? - резко спросил он.

- Мне кажется, что ничего другого мне не остается при всем желании, - возразил Жоаль.

Маллиган покачал головой и тихо усмехнулся. Взглядом он все так же бродил по потолку, следя за дымными завитками.

- Ладно! - произнес он. - Хорошо!

Был момент, когда Жоаль вот-вот готов был спросить у него, почему он ему покровительствует, с чего проявляет такой интерес к его судьбе - но передумал. С тех пор, как он переступил порог дома Маллигана, сердце его было не на месте. Он был подавлен и одновременно сильно взволнован. Он чувствовал, что здесь кончается его прежняя жизнь - но на смену ей спешит начаться новая. В кабинет вошел раб-дворецкий, неся на подносе покрытую пылью бутылку и два стакана. Он молча поставил свою ношу на стол и принялся вытаскивать пробку.

- Потихонечку! - равнодушным голосом предупредил его Маллиган. - Делай все так, как я тебя учил. Не толкай лишний раз бутылку.

Маллиган не спеша отпил первый глоток и подержал его во рту, наслаждаясь букетом.

- Что ты об этом думаешь, мой мальчик? - наконец, спросил он.

- О Вашем предложении?

- Нет, об этом вине.

- Оно хорошее, - машинально похвалил Жоаль, думая совсем о другом.

- Это мадера, - сообщил Маллиган. - Вино, прибывшее из очень дальних краев!

Он глотнул еще вина и принялся смаковать его. Целую минуту он не произносил ни слова, взгляд его все так же блуждал по карте, висевшей напротив, а лицо по-прежнему ничего не выражало.

"Готовится нанести удар", - подумал Жоаль. Он порадовался, что сумел удержаться от вопроса о причинах, заставивших Маллигана стараться ему помочь. Он чувствовал, что, если бы поддался искушению полюбопытствовать, этот скользкий человек солгал бы ему или просто-напросто элементарно ушел бы от ответа. Но нетерпение не улеглось и продолжало сверлить его изнутри.

- Ты считаешь себя отверженным, проклятым, не так ли? - внезапно спросил Маллиган.

И, поскольку юноша медлил с ответом, продолжил:

- Ты так считаешь, я чувствую! Ты даже не осмеливаешься заглянуть в завтрашний день и представить, что с тобой может случиться. Если ты пробудешь в этой стране еще хотя бы неделю, твое отчаяние из-за предательства, жертвой которого ты себя видишь, само собой превратится в ненависть, а она очень быстро приведет тебя к желанию убить тех, кто виноват. И тогда - это тоже само собой - на твои поиски бросят патрули, тебя поймают и повесят на первом же дереве! И то, что так произойдет, будь уверен, никого не удивит. Все скажут: "Негро не мог кончить иначе".

Он поднялся, приблизился к столу и открыл ящик. Жоаль сопровождал взглядом каждое его движение. Он был поражен тем, как четко и совершенно справедливо перед ним была обрисована ошибка, которую он чуть было не совершил. Маллиган обладал почти сверхъестественной ясностью ума и был, нравилось это Жоалю или нет, единственным, за кого он мог уцепиться на краю бездны отчаяния.

- Думаете, мне следует уехать? - спросил юноша.

- Ты уже ушел из дома, - ответил Маллиган, достал из ящика конверт и протянул ему. - Теперь ты спустишься в порт и попросишь любого встречного моряка, чтобы он проводил тебя к г-ну Киту. Это имя легко запомнить, не так ли?

- Кто этот г-н Кит?

- Кэп "Святой Терезы", одной из моих шхун. Она стоит сейчас на приколе в Трините. Ты просто передашь ему этот конверт. Он прочтет, как ему с тобой быть.

- Но, господин... - возразил было Жоаль.

Маллиган не сводил с него внимательного взгляда.

- Лучше не стоит слишком задумываться, - сказал он.

- Да! - согласился Жоаль.

- Так что тебе скоро уходить, мой мальчик. Но сначала пусть откланяются те, кто расхаживает в вестибюле. Это друзья Сони, они приехали сыграть с ней партию в вист. Белая знать, ты, должно быть, знаком с ними!

Он вздохнул и рассеянно погладил свой бритый череп.

- Разумеется, ты не больно-то жаждешь встретиться с ними, а?

Он прислушался к шуму шагов, вновь зазвучавшему громче и ближе, но его лишенный выражения взгляд все еще был устремлен на Жоаля. Тот нисколько не обманывался: эта бесстрастность говорила не о тупости и безразличии, но, напротив, о напряженной работе ловкого ума. В ней угадывались терпеливое ожидание, собранность, готовность нанести новый выпад при виде несогласия или колебаний соперника. Едва Маллиган закончил говорить, его губы сложились в легкое подобие улыбки. И, прикованный взглядом к этой улыбке, исполненной, как ему показалось, довольства превосходным развлечением, Жоаль ощутил, что его душа наконец вырвалась из ревущего мрака пережитого, решительно открестилась от прошлого. Он внезапно поймал себя на том, что тоже пытается улыбнуться.

- Со мной абсолютно ничего страшного не случится, встреть я этих людей, - произнес он. - Сказать по правде, мне кажется, что это скорее они будут смущены!

- Поэтому мы сейчас и подождем, пока они не уйдут, - напомнил Маллиган.

Они сидели молча, пока не услышали, как закрылась входная дверь.

- Ну вот, - промолвил Маллиган. - А теперь позволь попрощаться с тобой!

- Вы прощаетесь? - удивился Жоаль.

- Да, прощаюсь, - подтвердил Маллиган. - Поскольку я сильно сомневаюсь, что мы когда-нибудь увидимся вновь!

Юноша покинул Бриар, и за всю долгую дорогу до Трините не встретил ни одной живой души. Дождь давно перестал, день сменился сумерками, но воздух еще сохранял странную, почти нереальную прозрачность. Пока Жоаль спускался с холма по длинной извилистой тропе, его взору несколько раз открывались молочно-белые воды рейда и неподвижный силуэт "Святой Терезы". В ее корпусе, приспособленном для дальних походов, в наклоненных под особым углом мачтах, в черных голых реях и заостренном бушприте без труда угадывались характерные очертания невольничьего корабля. Она казалась Жоалю неким загадочным морским животным, ловким, изворотливым и безмерно опасным. И пока он разглядывал корабль с высоты дороги, в душе его поднялась и забилась безотчетная тревога. Нечто в сокровенных глубинах его существа боролось и протестовало, пыталось заставить его остановиться, повернуть прочь от судна и даже принудить, несмотря ни на что, возвратиться домой. Это неясное, но такое беспокойное чувство коренилось, быть может, в извечном инстинкте самосохранения и страхе перед неведомым.

Ни разу до сего дня он не решился бы даже подумать, что однажды ему придется противопоставить себя равнодушной и жестокой окружающей жизни, пройти пешком по дороге в неизвестность, утопая башмаками в грязи. Он едва отдавал себе отчет, что вот-вот покинет свою страну навсегда.

Тяжелыми шагами, поникнув головой, он наконец вступил в город. Прошел по окраине и углубился в лабиринт извилистых улочек, где все ему было враждебно и чуждо. Как ни вглядывался он, ничто вокруг не напоминало хотя бы отдаленно места, где он мог бывать раньше, вместе с отцом или с товарищами по коллежу Гриффитса. К счастью, первый же человек, кого Жоаль встретил, выйдя на причал, знал г-на Кита и согласился указать, где его найти. Кэп "Святой Терезы" был в таверне - отбирал в свой экипаж желающих из ее завсегдатаев: освобожденных мулатов и малоимущих белых. В этот час заведение обычно осаждала и разношерстная толпа любителей ежевечерних негритянских боев. Крича и завывая на разные голоса, эта публика теснилась у стойки. За ней суетился проворный хозяин и толкались, мешая ему, несколько отупевших от духоты и шума квартеронов. Семь негров - уже зарегистрированные участники боев - сидели напротив, у дальней стены. Рядом с ними толпились молодые рабы обоего пола, обученные подсчитывать ставки. Пока еще им было нечего делать, и они бесцельно переминались с ноги на ногу, в растерянности косясь на спорщиков, а те бесцеремонно ощупывали не только бойцов, но и их.

Напрягая связки, чтобы перекрыть гул голосов, Жоаль спросил у хозяина, кто здесь будет г-н Кит. По знаку бармена одна из квартеронок, гремя цепью на ногах, проводила его в маленькую комнатку, примыкавшую к залу. Кэп "Святой Терезы" был там и уже заканчивал с наймом. Это был высокий мужчина с тяжелым суровым лицом, одетый, пожалуй, даже элегантно для владельца невольничьего судна. Когда юноша вошел, он медленно поднял от разложенных на столе бумаг большие голубые глаза чуть навыкате и несколько секунд, не говоря ни слова, разглядывал вошедшего.

- Вам письмо, - произнес Жоаль и протянул конверт, полученный от Маллигана.

Капитан схватил его и, едва взглянув, скомкал и засунул в карман своей матросской блузы.

- Возьми эти списки и шагай за мной, - просто скомандовал он, указав на разбросанные по столу листы.

Жоаль нехотя подчинился. До сих пор он сам отдавал приказы, а теперь приказывали ему - и это настолько его унизило, показалось так отвратительно, что он еле сдержал слезы бешенства. Холодный и размеренный тон капитана Кита напомнил ему Маллигана, и сердце его наполнилось дикой злобой, отчаянным желанием ослушаться. Раньше достаточно было бы всего лишь представиться, только взглянуть построже, и этот работорговец со своим прихвостнем ползали бы в пыли у его ног! Но Жоаль знал: все, что было раньше, сегодня мертво. Он до зубовного скрежета стиснул челюсти, прикусив готовый вот-вот вырваться яростный вой.

Будто в кошмаре, последний раз перед долгим плаванием прошел он по причалу Трините. Как бы хотел он покидать эту землю с любовью, тревогой, тоской - каким угодно чувством, только не с этим жгучим стыдом!.. Но сознание собственного бесправия раздавило его и лишило всех душевных сил.

"Сейчас я проснусь", - повторял он. - "Вот сейчас открою глаза!" Внезапно своя боль отступила, будто от удара молнией, перед другим воспоминанием - о неграх, которых он в прежней жизни продавал, о том, как они, навсегда покидая Канаан, прощались с теми, кто оставался. Негры никогда даже и не думали грустить и плакать, уходя - напротив, то, что их передавали другому хозяину, казалось им как бы завершающим штрихом дрессуры, своеобразным аттестатом зрелости. И уже после того, как Жоаль ступил на борт "Святой Терезы", это воспоминание ясно дало ему понять, зачем Маллиган вынудил его улыбнуться на прощание - и ужас запоздалого осознания еще одного унижения сковал его истерзанную душу.

Облокотившись на стрингер, он упрямо пялился в черную воду, пенившуюся у борта, и не осмеливался взглянуть на землю, которую покидал. Его физически тошнило оттого, что в груди его не осталось места простому, самому естественному чувству - печали разлуки. Он желал страдать, плакать, рвать сердце рыданиями! Ненависть и горечь унижения в его глазах были едва не равны негритянской радости, и он молча изнемогал, борясь с ними - и не в силах побороть.

Наконец, по кораблю разнесся приказ - и только услышав его, Жоаль заставил себя поднять голову. Берег был уже далеко. За песчаной косой на склонах форта помаргивали прощальные огоньки. Выше по склону, сливаясь в бесконечное сияющее поле, мерцали тысячи огней Трините. Юноша смутно различил еще выше них светлую ниточку дороги, ведущей в Канаан. Но он был уже так измучен и утомлен, что даже мысль о доме не вызвала ничего, кроме ненависти. А берег все отдалялся... еще пара мгновений, и он исчезнет из виду, и тогда уже ничто не пробудит тоски по родине - того священного страдания, которое единственное и отличает человека от нежити!

Жоаль поднял руку, помахал - и долгожданные слезы навернулись ему на глаза. Он благословил их и усладился ими...

- Иди представься старшому! - раздался за спиной приказ капитана Кита. - Потом тебе покажут твою койку.

Кэп расставил для устойчивости ноги и задумчиво взглянул на юношу.

- Маллиган сказал тебе, что его "Святая Тереза" курсирует между Африкой и английскими владениями? - спросил он.

- Нет, - ответил Жоаль.

- Ты должен повторить "Нет, кэп", парень!

- Нет, кэп, - поправился Жоаль.

- Это означает, что мы никогда больше не вернемся в эту страну, - продолжил капитан Кит.

Он улыбнулся и покачал головой:

- И сдается мне, это также означает, что Маллиган хотел отделаться от тебя... Как бы то ни было, добро пожаловать на борт, юнга! Мы с тобой поладим - но не раньше, чем ты забудешь обо всем, кроме этого корабля!

Он медленно отвернулся от Жоаля и широкими шагами двинулся вдоль мостика, уже блестевшего от соленых брызг.