Часть первая

Часть вторая

Часть третья

Влажное и знойное лето спешило на смену бурной весне, дни шли за днями, летели годы, и снова приходила весна, и вновь уступала дорогу лету... Через четыре года тяжелых плаваний командир корабля "Святая Тереза" заболел и умер, и Жоаль заступил его место. В то время англичане жестоко охотились на работорговцев вдоль побережья Африки, и сборы от продажи невольников едва могли покрыть убытки, с которыми были связаны походы за "черным деревом". Совсем скоро после смены командования "Святая Тереза", спасаясь от одного из английских крейсеров, наткнулась на рифы. Повреждения оказались слишком серьезны, чтобы продолжать бегство, и экипаж вынужден был сдаться.

Целый месяц, показавшийся ему нескончаемо долгим, Жоаль маялся бездельем на берегу, дни за днями бесцельно просиживая в тени кокосовых пальм. Он не знал, чем занять себя, кроме еды, сна или грез. Он знал, что лишился работы не навсегда, но чувствовал, что подобный способ заработка на жизнь вовсе не хорош, и думал со смутной тревогой и даже робостью о том - быть может, совсем близком - дне, когда он накопит достаточно денег, чтобы приобрести поместье и осесть в нем до конца дней своих.

За годы, проведенные в морских походах, он стал еще выше ростом, мышцы его окрепли и налились незаурядной силой. Тропическое солнце окрасило его кожу густым загаром. В темных глазах его неизменно светились невозмутимость, уверенность в себе и своем грядущем успехе, но порой проглядывало таинственное, будто выжидательное выражение, словно бы он старался заглянуть в будущее и то, что ему удавалось увидеть, будило в нем любопытство.

В августе Жоаль получил великую новость: письмо от Маллигана, отправленное еще в январе, содержало поручение принять командование шхуной-бригом, построенной на смену "Святой Терезе". Восхитительный новый корабль только сошел со стапелей Балтимора и носил имя "Прекрасная Аврора".

И вновь Жоаль оставил мысли о возвращении в родные края, принялся опять за работорговлю и еще пять лет бороздил южные моря. Казалось бы, все вернулось на круги своя - но тот день, когда он стал капитаном "Прекрасной Авроры", совершил переворот в его судьбе. Все прошедшие годы он не переставал искать себя и постоянно сталкивался с необходимостью подчиняться чьей-либо воле. Но теперь, когда он снова был вправе принимать решения и отдавать приказы, твердость характера быстро снискала ему авторитет и завоевала мощь. Очень скоро на всем африканском побережье от островов Зеленого Мыса до устья Конго все, кто был облечен хоть какой-то властью, принялись выражать ему почтение, стремясь переманить его к себе на службу. Но невзирая на многочисленные дары, что посылали ему работорговые дома, Жоаль продолжал служить под флагом империи Маллигана.

Время от времени в той или иной торговой конторе, принадлежавшей его боссу, он находил короткие письма, дожидавшиеся его несколько месяцев. В них скупо сообщалось, как шли дела на Мартинике: Маллиган по-прежнему жил в своем доме в Бриаре, откуда, несмотря на возраст и нездоровье, продолжал твердой рукой заправлять делами своей работорговой империи. В этих служебных записках никогда не упоминалось ни о прошлом, ни о жизни в Трините - они не содержали ничего, кроме приказов и, изредка, деловых предложений.

Тем не менее, однажды в одном из таких конвертов Жоаль обнаружил статью, вырезанную из газеты города Сен-Пьер. В ней сообщалось о бракосочетании барышни Селии Эме Беатрис Деспан и г-на Филиппа Анжа Скантона.

Жоаль медленно прочел заметку, разорвал на мелкие кусочки и предал морю. Точно рябь от ветра на безбрежной океанской глади, пронеслись в его мозгу мимолетные, неуловимые, смутные воспоминания о прежней жизни.

Ему привиделось, как смеется и болтает за пышным столом белая знать, звучат бесчисленные тосты за здоровье и счастье молодоженов, а Селия в светлой вуали, с букетом в тоненьких, как ниточки, руках, и робкий Филипп с глазами испуганного оленя ждут не дождутся, когда наконец им позволят отдаться друг другу на влажной от сырого климата постели и начать счастливо стареть в огромных комнатах своих особняков.

Но, как бы ни были призрачны эти видения, они лишили Жоаля покоя. Целую неделю он был не в духе. Он думал о сестре - и о Марте, и о Режисе. И тщетно повторял себе, что его прошлое мертво и эти два никчемных существа более никак не могут повредить ему, ничего для него не значат: он раз за разом снова видел, как входит последний раз в гостиную Канаана и ему открывается там ужасная правда...

Возможно, покойный капитан Кит был прав и Маллиган поспешил отправить Жоаля на борт "Святой Терезы", чтобы избавиться от него - но это уже больше не имело значения. В конечном счете оказалось, что Маллиган сослужил ему добрую службу - ибо и теперь еще, после стольких прошедших лет, при мысли о Марте и Режисе Жоаля охватывало желание раздавить их, как вредных насекомых.

К счастью, это мрачное желание мелькало недолгой вспышкой злости не слишком часто и тут же гасло в долгой череде быстро текущих дней. Лишь тогда Жоаль по-настоящему страдал, когда осознавал, что там, на родине, никто больше не думает, не помнит о нем. Когда порой с острым сожалением об упущенном счастье в памяти оживал образ Жюдиты, он уговаривал себя: "Все желания исполняются только в сказках", - но неизменно находил в переживании тех страданий, что причинила ему девушка, некое болезненное удовольствие. В такие мгновения его медленно захлестывало зыбкой волной желание вернуться в родную страну и вновь увидеть знакомые лица. Тогда его пронзало, точно молнией: он должен возвратиться, чтобы дать им понять, что никуда не исчез!

И если бы кто-нибудь в подобный момент сказал ему, что воплощение всех этих мечтаний и стремлений уже совсем близко, он пришел бы в бешенство и не преминул бы изрядно поколотить насмешника. Но это и в самом деле было так: решающий поворот в его жизни произошел меньше чем через месяц.

С первыми лучами рассвета "Прекрасная Аврора" прибыла в Калабар и встала на прикол, дожидаясь дня, чтобы при ярком солнце безопасно преодолеть опасную цепь подводных скал. Утреннее небо было мрачным и грозило тропической бурей. С берега долетал гнилостный запах. Бриг бросил якорь, и в ожидании, пока подплывут пирóги для перевозки экипажа на берег, Жоаль спустился в свою каюту переодеться. Жара стояла прямо адская и казалась еще более невыносимой из-за близости бури: воздух был совершенно неподвижен. В трюмах задыхались партии невольников, погруженные на корабль в попутных торговых конторах. Тошнотворные миазмы пота, мускуса и всего, что выделяли плотно прижатые друг к другу тела рабов, расплылись по всему судну, пропитали дерево переборок до самой сердцевины. Несчастным неграм предстояло еще потесниться: в джунглях неподалеку от Калабара несколькими днями ранее произошло сражение между войсками двух черных царьков, и победитель ждал не дождался белых покупателей, чтобы сбыть им пленных.

Жоаль вернулся на мостик и отдал помощнику приказ выгружать товары для обмена. Подошел баркас, и Жоаль уселся в него вместе с г-ном Холлом, корабельным ветеринаром.

Когда вдали показался пляж, они оба переглянулись в недоумении. Видимо, случилось нечто из ряда вон выходящее, раз сам управляющий торговой конторы поджидает их на берегу. В это было трудно поверить, ибо до сих пор этот заносчивый человек никогда не соизволял покинуть свой отвратительный барак, скрытый от глаз приезжих в тени деревьев, и оказать прибывающим честь личной встречи. Оставалось только гадать, какое событие чрезвычайной важности заставило его выйти по солнцепеку и изнуряющей жаре навстречу "Прекрасной Авроре".

Управляющего звали Ловейт. Вот уже более двадцати лет он представлял интересы Маллигана в одной из самых отдаленных контор. Его огромное заросшее густым волосом туловище сидело на длинных, будто жерди, ногах, как лохматое птичье гнездо, и собеседникам приходилось задирать голову, чтобы взглянуть в его изуродованное какой-то болезнью лицо. Крепкие челюсти Ловейта, точно тиски, сжимали неизменную папиросу, мутные бегающие глаза отливали цветом морских водорослей. Голову управляющего украшала соломенная шляпа, ее поля отбрасывали ребристую тень на изрытую кожу.

- Было очень любезно с Вашей стороны побеспокоиться встретить нас, - сказал ему Жоаль, пожимая его мягкую липкую руку. - Но чем мы обязаны такой чести?

Управляющий отчего-то развеселился так, что даже покраснел, и заверил, что его заставило покинуть барак одно лишь удовольствие снова видеть славную команду "Прекрасной Авроры". Он осыпал желанных гостей всеми возможными знаками самого искреннего радушия и был настолько услужлив и предупредителен, что даже проводил их до самого загона, где содержались рабы.

- На сей раз, господа, вы несомненно будете очень довольны, - объявил он, выпятив грудь. - Вас ждет лучший товар за последние десять лет!

Жоаль и Холл, измученные жарой и ужасающими испарениями, поспешно отобрали для погрузки на корабль тех, кто еще мог стоять на ногах, прошагав многие лье в тяжелых цепях сквозь колючие заросли. Затем ветеринар остался, чтобы более внимательно проверить состояние этих избранных, а Жоаль направился в другой загон - там содержались рабы, выращенные в собственном питомнике конторы. Этот загон содержался лучше всех прочих, его регулярно белили известью, и невольники там находились в отличной форме. Жоаль всегда набирал в подобных питомниках отдельную партию крепких парней, которым предстояло успокаивать перепуганных дикарей во время плавания и своим здоровым видом поднять цены на живой товар по прибытии. Тщательно подобранные по красоте и здоровью мужчины и женщины жили в отдельных бараках, за исключением тех, кому предстояло совокупляться.

Жоаль отделил от общей компании дюжину рабов и отослал их к основной партии. Его люди уже сгоняли в толпу на пляже всех, кому предстояло плавание. Незаметно подкрался вечер, и Жоаль принял приглашение управляющего отужинать у него дома.

Ловейт, с каждой минутой все более вежливый и предупредительный, с высшими почестями проводил дорогого гостя в свое обиталище, где груды всевозможного залежалого товара соседствовали с запасами виски и съестного. За бараком располагалась просторная конюшня, рядом с ней были привязаны к сваям собаки, натасканные на негров.

- Я уже слишком долго гнию здесь и совсем отвык устраивать приемы! - посетовал Ловейт. - Но Вы можете просить у меня все, что Вам понравится, господин Жоаль!

- Спасибо, - поблагодарил молодой человек.

Обойдя с ним свои владения, хозяин снова привел его ко входу и устроил на веранде. Там уже был накрыт стол. К безмерному удивлению Жоаля, пища была приготовлена восхитительно. Но за многие недели плавания, питаясь одной солониной, он так соскучился по свежим продуктам, что съел бы с аппетитом даже скверную стряпню. Поначалу его озадачила непривычная любезность управляющего, но после первой же рюмки виски она показалась ему вполне естественной, а вскоре он попросту перестал ее замечать. Пока он ел, Ловейт внимательно наблюдал, находит ли он блюда вкусными, и без конца осыпал упреками старую негритянку, прислуживавшую им.

- Она больше ничего, совсем ничегошеньки не стоит, эта Мег! Совсем никчемная стала! - брюзжал он. - Раньше она была несравненной кухаркой, пальчики оближешь. Но теперь - у нее все или подгорает, или недожаривается!

- Но мне еда кажется очень хорошей, - заметил Жоаль.

- Могла бы быть еще лучше! - гаркнул Ловейт. - Скажите, господин Жоаль, Вы случайно не хотели бы избавить меня от этой Мег? Теперь для нее уже слишком хорошо здесь, пора ей сменить страну. Я мог бы уступить Вам ее почти даром!

- У меня и так трюмы переполнены, нет места для стариков.

Получив отказ, управляющий задумался. Было видно, что он напряженно ищет, чем бы еще угодить гостю.

- Вы ведь пробудете здесь какое-то время, не правда ли? - спросил он.

- Три дня, - ответил Жоаль. - Как раз чтобы очистить неграм желудки и дать им немного отдохнуть перед погрузкой.

Ловейт согласно кивнул и осклабился, обнажив желтые зубы:

- Полагаю, сегодня ночью Вам понадобится девочка, чтобы не скучно было спать?

- Нет, благодарю, - отказался Жоаль. - От этой жары я весь измочален.

- Но, господин Жоаль, через два часа пойдет дождь! - вскричал управляющий. - И после него зной немного спадет.

Он рассмеялся и, не дав Жоалю времени ответить, окликнул служанку:

- Мег? Ты приготовила девочек, как я сказал?

- Да, г'сподин, - ответила рабыня.

- Ну же, давай-ка приведи их ненадолго сюда, чтобы посмотрел молодой господин!

Он повернулся к Жоалю, ища в его глазах предвкушение удовольствия:

- Должен Вам сказать, господин Жоаль, эти три милашки, которых Вы вот-вот увидите, как раз созрели для питомника. Более того, я уже только и жду случая, чтобы к нам заехал красивый и молодой белый мужчина, которого я мог бы попросить о небольшой услуге - лишить их невинности. Я не могу доверить это моим негро-производителям, они слишком грубы и могут покалечить такие нежные создания. А сам я уж слишком стар и болен, не правда ли!

- Так они невинны? - поинтересовался Жоаль.

- Обижаете... разумеется! Еще ни один самец не касался даже кончика их сосков!

Решительно, Ловейт был большой спец ублажать гостей. Он не мог не знать, как тоскует молодой кэп по женской ласке после многих недель вынужденного воздержания посреди океана. Он и моргнуть не успел, как во взгляде гостя засветилось желание. У самого Ловейта тоже разгорелись глаза.

- Они не только чистенькие и здоровые, они к тому же дьявольски хороши собой, - подлил он масла в огонь. - Если Вы не поскупитесь угостить их немного своим соком, Вы мне окажете неоценимую услугу!

Юные рабыни, тщательно вымытые душистым мылом и одетые в одинаковые хлопчатобумажные туники, уже стояли за домом и ждали, когда их позовут. По пятам за Мег, точно привязанные, они вошли на веранду и остановились у балюстрады. Одна из девушек, прижав ладонь к губам, сдерживала безумный смех.

- Подойдите, - приглашающе махнул управляющий. - Подойдите и покажите господину, как вы милы и красиво сложены!

Две невольницы охотно подчинились - но третья, самая тоненькая и изящная, старалась держаться позади и не стремилась, чтобы ее заметили. Она была очень напугана и нехотя переступала мелкими боязливыми шажками. Но даже в этих скованных движениях была видна ее природная грация. Подружки явно проигрывали по сравнению с ней.

Жоаль сразу же отметил это и уже не смотрел на других. Он оценил фигуру избранницы пристальным взглядом знатока, и от него не ускользнули плавное покачивание округлых бедер, стройность точеных ног. Внезапно он чуть не вскрикнул - с такой силой вспыхнул огонь в его чреслах. Ему стоило больших усилий сохранить непринужденность.

- Вон та - должно быть, малинкé? - спросил он. (Малинке - племя, жившее на территории современной Гвинеи.)

- Не чистокровная, - ответил Ловейт. - Скорее всего, с примесью пёль.

С лица его не сходила любезная улыбка, он не сводил глаз с Жоаля и выбранной им рабыни. Услышав, что он сказал "пёль", Жоаль вздрогнул и на секунду поддался панике. Но управляющий уже сделал девушке знак приблизиться:

- Поди сюда, Юнона. Этот господин желает, чтобы ты спала с ним сегодня ночью. Ты знаешь, что это значит?

- Да, г'сподин, - прошептала невольница, покраснев и опустив голову.

- Хорошо! - произнес Ловейт.

Он отослал двух других рабынь:

- А вы возвращайтесь в свои хижины!

Потом с ухмылкой поймал Юнону за запястье и притянул к себе:

- Ты, Юнона, останешься здесь. Надеюсь, что ты довольна, а? И главное, я рассчитываю, что ты будешь хорошо себя вести!

- Да, г'сподин, - бесцветным голосом откликнулась Юнона.

- Она нравится Вам, господин Жоаль? - спросил управляющий.

- Да, сойдет, - небрежно сказал Жоаль.

Он силился сохранить на лице маску безразличия. В торговых конторах вошло в привычку проводить первую ночь с юными негритянками, предназначенными для питомника, чтобы, если удастся, они сразу же принесли нескольких мулатов. Эти дети, их первенцы от известных и здоровых родителей, всегда продавались по высокой цене. Если бы Жоаль уклонился от исполнения этого обычая, он нанес бы обиду управляющему, что так радушно принял его. Молодой человек понимал это и все же был смущен, душу его угнетало странное чувство, и теперь он почти не смотрел на Юнону. На мгновение ему даже смутно показалось, будто бы он согласился участвовать в чем-то непристойном. Он впервые ловил себя на подобном ощущении, но тут же понял, что пропадет, если позволит ему зайти дальше неясного предчувствия.

- Мег! Уведи Юнону! - приказал Ловейт. - Скажешь ей, где ей дожидаться господина.

Старуха согласно закивала. Юнона со страхом гадала, что теперь с ней будет. Она знала, что молодой белый выбрал ее для ночи любви и теперь она в полной власти его желаний. Но его холодность показалась ей странной и внушила страх перед ним: она решила, что он, должно быть, очень строг, будет требовательным и, без сомнения, окажется грубым. И все же она решилась отдать ему всю себя - и душу, не только тело. Она желала ему нравиться. Он был молод и красив - и он был белым. За свою недолгую жизнь Юнона почти не видела белых, а если и видела, то издалека. Она знала о них только со слов других рабов. И с этих слов белые представлялись ей загадочными и непредсказуемыми существами.

Через некоторое время после ухода рабынь Жоалю под предлогом последней проверки своего груза удалось ненадолго ускользнуть от навязчивого гостеприимства управляющего. Ему необходимо было пройтись, как-то снять остроту физического желания, чтобы она не мешала думать. С приближением ночи дышать стало почти невозможно. Гроза должна была разразиться с минуты на минуту, и ее предшественник, горячий ветер, уже бешено хлестал джунгли.

Холл уложил рабов рядами на пляже и потчевал их фляжками слабительного из больших кастрюль. Он взял себе в помощники двух матросов "Прекрасной Авроры" и уже заканчивал свою работу, когда подошел капитан. Тяжело дыша, Холл приблизился. По его уродливому топорному лицу струились ручейки пота, волосы тонкими спиралями прилипли к черепу.

- Они все покорно проглотили свою дозу? - спросил Жоаль.

- Да, кэп, - ответил Холл. - Теперь нужно только оставить их полежать до завтра.

Один из моряков взглянул на небо.

- Сейчас хлынет дождь, - заметил он. - И серьезный, к тому же! Это будет посильней, чем обычная буря.

Дождь как будто только ждал, чтобы о нем заговорили - тут же начался. Поначалу он падал чуть слышно, легонько барабаня по листьям растений, потом стремительно набрал силу.

- Нельзя оставлять их мокнуть тут, - кивнул Жоаль на рабов. - Сейчас же отведите их в конюшню, вон, за домом управляющего. Но не забудьте сначала посыпать там все известью!

Он вернулся к Ловейту, который поспешил предоставить все необходимое. Негров закрыли в конюшне. Молодежь привязали отдельно, чтобы рабы не задирали друг друга, заперли двери и спустили собак.

В считанные минуты разразилась яростная буря. Гром гремел со всех сторон, облака разрывались над самыми крышами строений и закручивались в смерчи. Ловейт всегда боялся бешенства тропической непогоды - вот и теперь внезапно сказался больным и ретировался в свою постель. Жоаль позвал Мег и попросил проводить его в отведенную для него комнату - что она и поспешила исполнить. Пламя свечи корчилось от сквозняков, пронизывавших деревянные перегородки, и еле освещало голые стены более чем сомнительной чистоты. Похоже было, что комната уже очень давно стояла нежилой, и Мег извинилась за запах плесени.

- И все-таки Вам будет здесь удобно, г'сподин, - сказала она. - Надеюсь, эта девка поможет Вам хорошо провести ночь.

Она указала на Юнону, стоявшую в дальнем углу.

Жоаль едва заметил ее, занятый мыслями о буре - он беспокоился, как бы его негры, запертые в конюшне, не заболели от страха. Бури всегда много значили в его жизни. Как и все, кто любит землю и трудится на ней, он сначала боялся их, потом учился привыкать к ним, и наконец, познал, как предвидеть их приближение. Ему снова вспомнился Старый Лорелей, и он представил себе, как река набухает от дождя в своей долине за тысячу лье отсюда. "Хоть бы кто-нибудь догадался как следует очистить лощину от леса!.." - подумалось ему. И вдруг, будто воскрешенный этим воспоминанием, в памяти его всплыл образ отца - благородное лицо в сетке глубоких морщин, спокойный взгляд серых глаз... Он внезапно вспомнил с глухой болью, как этот трудолюбивый человек вместе с ним самим и всеми их негро беспрестанно всеми силами боролся за выживание Канаана - и все-таки иногда за одну бурную ночь все плоды их трудов уносило течением. Он не мог не признать неизбежную истину - что никто из людей не хозяин чему бы то ни было на земле. Быть может, это самая глубокая из истин, которые следовало бы знать каждому человеку. И знойным африканским вечером, не ведая, идет ли дождь на его родной земле, Жоаль принялся молиться, чтобы гроза пощадила Канаан.

- Пожалуйста, г'сподин, - окликнула Мег. - Вон же девочка!

- Да видел я ее!

- Может быть, она покажется Вам поначалу робкой... Но она первый раз наедине с мужчиной.

- Знаю, знаю! - огрызнулся Жоаль, раздраженный ее настойчивостью. - А теперь оставь нас, будь добра?

Он уселся на край кровати и на мгновение застыл в неподвижности, рассматривая свои руки.

- Поди сюда, Юнона, - приказал он наконец. - Иди помоги мне разуться.

Девушка подошла и преклонила перед ним колени.

- Боишься? - спросил он. - Ну, ну, я тебя не съем!

- Нет, г'сподин, не боюсь, - пролепетала Юнона.

Но ее сотрясала дрожь. И едва она стянула один башмак, как на глазах ее заблестели слезы.

- Успокойся, негритянка! - проворчал Жоаль. - Я и не собирался трогать тебя сегодня ночью. Сними второй башмак и можешь уходить. Сегодня я слишком устал!

Старая Мег подслушивала под дверью - и не смогла промолчать.

- Г'сподин, надо с ней пожестче! - посоветовала она. - Вам нужно использовать ее сейчас же, пока ей не взбрело в голову, будто Вы с ней считаетесь, а то совсем избалуется!

Она подскочила к Юноне и внезапно резким движением сорвала с нее тунику:

- Вы не сможете устоять перед этим, г'сподин!

- Мег! Попомни мое слово, кое-кто сейчас получит хорошую пощечину по грязной черной роже! - пригрозил Жоаль. - Я же велел тебе убираться! Не поняла, что ли?

Его бесили манеры этой старухи, ее авторитетный тон. То, что она позволяла себе давать ему советы, было само по себе неприятно, но становилось еще более досадным из-за того, что Жоаль и в самом деле стеснялся общества Юноны. Добрые намерения Мег показались ему почти оскорблением - и он испытал живейшее облегчение, увидев, что угроза подействовала и старая рабыня спешно покинула комнату. Больше всего ему сейчас хотелось остаться одному и лежать без движения.

- Так ты поможешь мне или нет? - строго прикрикнул он на Юнону.

Рабыня подчинилась. Ее ловкие пальчики, расшнуровывая и стягивая башмак, ни разу, даже легким движением, не коснулись кожи белого господина. Жоаль с наслаждением пошевелил голыми пальцами ног и принялся молча разглядывать невольницу. Она была почти такой же, как все другие негритянки, разве что чуть более миловидной и светлокожей. Она по-прежнему стояла перед ним на коленях, и он смотрел сверху вниз на бугорки ее упругих грудей, на тревожно бьющуюся жилку у основания шеи, на совершенный овал ее лица и маленький носик, в ее восхитительные темные глаза. Кожа ее была не просто светло-коричневой, а почти желтоватой и не так уж сильно, в конце концов, отличалась от загорелой кожи некоторых белых женщин.

И вдруг, неожиданно для себя самого, вместо нее Жоаль представил себе Медею. Она возникла перед его мысленным взором отчетливо, будто наяву - а потом он увидел отца. Он представил, как Давид обнимает эту негритянку, овладевает ею, наводняет ее лоно семенем, от которого родится он, Жоаль...

- О, Иисусе!.. - вырвалось у него.

Сцена, разыгравшаяся в его воображении, подействовала на него так отталкивающе, словно он прикоснулся к липкому омерзительному слизняку. Спасаясь от нее, он всеми силами души ухватился за истину: Медея никоим образом не виновата ни в чем, что с ним случилось! Она всего лишь подчинялась воле хозяина, ибо таков был ее долг наложницы. Она не могла ослушаться и была вынуждена произвести его на свет, ее заставили стать его матерью! Он порывисто наклонился к Юноне и схватил ее за плечи.

- Ну что ты плачешь?! - вскричал он. - Думаешь, это хорошо для негритянки - ломаться, будто белая женщина? Раз тебе не хочется спать со мной, так что ж ты не уходишь, ведь я разрешил?

Внезапно его пронзила жалость к этой бедной перепуганной девочке, и он успокоился. Погладил Юнону по щеке и на миг ощутил ее близкой, желанной, родной. Призрачное, еле уловимое тепло растеклось у него в груди, и он взглянул на рабыню нежно, почти с благодарностью. Должно быть, ей передался этот неясный жар, потому что она вдруг подалась вперед, зажмурила глаза и бросилась Жоалю на шею, крепко обняла обеими руками и прижалась головой к его груди.

- Пожалуйста, г'сподин, позвольте мне остаться! - зашептала она. - Сейчас я постараюсь угодить Вам, г'сподин!

Ее порыв только усилил смятение Жоаля. Он тоже закрыл глаза и позволил овладеть собой таинственной силе, что влекла их друг к другу сквозь неистовство непогоды и социальную пропасть меж ними... Он заставил Юнону подняться, взял ее лицо в ладони и поцеловал.

И как только его губ коснулись уста невольницы, он испытал потрясение. Ослепительной вспышкой мелькнуло в памяти лицо Жюдиты, и ему захотелось вернуть их страстные поцелуи, начало и конец чистой юношеской любви. Но наяву к нему прильнули соленые от слез губы негритянки, и он усилием воли прогнал грезы. Так даже лучше! С негритянкой нечего бояться быть отвергнутым. Нет необходимости обмениваться любезностями, строить планы на будущее и видеть, как они рушатся!

- Ложись в постель, - приказал он, легонько оттолкнув от себя Юнону.

Он затушил свечу и сам скользнул в тепло и темноту жесткого ложа. Юная рабыня мелко дрожала, и, как она, тряслись хлипкие стены барака под натиском бешеной ярости урагана.

- Не нравится мне эта буря... Уверен, теперь за ней пойдут косяком грозы, - сказал Ловейт на следующее утро, когда Жоаль вышел к завтраку.

Управляющий пока не решался спросить гостя, как тот провел ночь, но надеялся, что прекрасно.

- Вы и вправду, - осведомился он осторожно, - не хотите задержаться дня на два-три подольше?

- Нет, - ответил Жоаль. - Премного благодарен Вам за гостеприимство, но мне бы надо быть уже в море нынче вечером.

Он положил себе вторую порцию яиц и овощей. Управляющий более не мог сдерживать любопытство:

- Вам... хорошо спалось?

- Да, - произнес Жоаль.

- А девочка? По крайней мере, она понравилась Вам?

Этот вопрос требовал стандартного вежливого ответа и ничего более, и все же молодому человеку не хотелось касаться щекотливой темы. Он тщательно прожевал еду, сглотнул и лишь тогда ответил:

- Девочка? Да, она мне угодила! Кстати, раз уж мы заговорили об этом - я сожалею, что отказался от двух других. Но у меня и вправду мало времени, чтобы заниматься этим.

- Ничего-ничего, господин Жоаль, - успокоил Ловейт. - Если Юнона окажется с приплодом, уже хорошо.

Оба замолчали, потом Жоаль нарушил тишину:

- Эта Юнона... Вы, случаем, не хотели бы продать мне ее?

- Продать Юнону! - управляющий расхохотался. - Должен сказать Вам, я никогда и не помышлял об этом!

- Ну и?..

- Но, господин Жоаль, ведь теперь у нее, быть может, малыш в животе!..

- Я не касался ее, - сухо оборвал его Жоаль.

На лице управляющего нарисовалось живейшее удивление.

- Как это, "не касались"? - спросил он наконец. - У Вас, что, были с ней затруднения? О! Если это так, господин, будьте уверены: я сейчас же постараюсь, чтобы она пожалела об этом!

- Нет, нет! - с деланной непринужденностью отмахнулся Жоаль. - Она была, как полагается, покорной и все прочее. Это я слишком утомился за день.

- Ах, вот оно что! - смущенно пробормотал Ловейт.

Они в молчании продолжили завтрак. Солнце метало из-за горизонта огненные стрелы лучей, но огромное стадо пухлых облаков, точно овцы, уже готово было затоптать его. Мощное дуновение теплого влажного воздуха пронеслось по веранде, полотняная штора захлопала и надулась парусом.

- Я хотел бы купить Юнону, - повторил Жоаль.

- Хорошо! - согласился он, помолчав. - Сколько Вы мне дадите?

- Я соглашусь на Вашу цену.

- О! господин Жоаль, мне бы не хотелось поднимать денежный вопрос! Особенно с Вами, как с другом. Вас... устроят триста ливров? Я прекрасно знаю, что Юнона стоит по меньшей мере вдвое больше, но ведь мы с Вами служим под одним флагом...

- Я покупаю ее для себя, - уточнил Жоаль. - И я согласен на Вашу цену. Это и вправду недорого! Однако мне пора на корабль... я пришлю к Вам моего помощника с деньгами.

- Я рад, что сумел угодить Вам, - улыбнулся Ловейт. - Вы заключили замечательную сделку!

- Да, - признал Жоаль, - за что премного Вам благодарен. Я могу увести Юнону прямо сейчас?

- Конечно же, можете!

- Это очень любезно с Вашей стороны. Когда буду составлять рапорт для Маллигана, я не премину указать, какой восхитительный у него здесь управляющий и как превосходно содержится его торговая контора.

- Большое спасибо, господин Жоаль! Вы тоже чертовски любезны!.. - прoсиял Ловейт.

И вдруг осекся, открыв рот, словно бы от изумления, и застыл - затем несколько раз с силой хлопнул себя по лбу и вскричал:

- Бог мой! Я ведь чуть не забыл!.. Это все из-за здешнего дьявольского климата, даже голова на плечах превращается в гнилушку! Я даже не знаю, простите ли Вы мне это упущение.

- Какое упущение? - спросил удивленный его причитаниями Жоаль.

- Вот уже три недели у меня лежит адресованное Вам письмо патрона! Но я был так рад видеть Вас, что оно совершенно вылетело у меня из головы!

- Письмо - это не так уж важно, - успокоил Жоаль. - Главное, что Вы все-таки вспомнили о нем и сейчас отдадите мне.

Управляющий рассыпался в извинениях и благодарностях, потом позвал Мег и приказал ей сходить за письмом в его кабинет. Рабыня справилась с поручением менее чем за минуту.

Конверт был похож на те письма, что Жоаль иногда получал и раньше, и на сургучных печатях стояли подлинные инициалы Маллигана - но тем не менее, едва взяв письмо в руки, молодой человек насторожился. Он заметил, что печати отклеились от бумаги - послание было вскрыто, хотя тот, кто нарушил тайну переписки, сработал очень тонко. Без сомнения, письмо потрудился прочесть сам управляющий, чем, видимо, и объяснялась его крайняя любезность.

- Это письмо действительно от патрона? - тихонько спросил Ловейт.

- Возможно... но адрес написан не его рукой, - Жоаль задумчиво повертел в пальцах конверт, слегка заинтригованный незнакомым почерком, удлиненными буквами с сильным наклоном.

- А само письмо? Вскройте же его! - шепнул Ловейт.

Жоаль сломал печати и вытащил листок, исписанный тем же наклонным почерком. Первым делом он взглянул на подпись... и подпрыгнул от неожиданности, увидев имя Сони Маллиган. В душе его словно открылись шлюзы - хлынули воспоминания, пробудились давняя грусть и несбыточные, невысказанные желания. Он посмотрел на дату: письмо было написано четыре месяца назад.

Управляющий, слегка переступая от нетерпения, покосился на свою зажженную сигару.

- Мег! - окликнул он. - Иди скажи Юноне, чтоб собирала пожитки!

- Вы продали ее - эту дикарку? - удивилась рабыня.

- Да! Иди скажи ей, что теперь ее хозяин г-н Жоаль.

Он кашлянул и наклонился к читавшему письмо Жоалю: ему было любопытно посмотреть, что с ним произойдет.

Но Жоаль молчал, лишь на мгновение лицо его исказилось. До него медленно доходил смысл написанного Соней:

"Меня терзает отчаяние, нас постигло ужаснейшее горе. Вот уже много дней мой муж разбит полным параличом. Врачи не дают ему ни малейшей надежды на выздоровление. Он почти не может связно говорить, но, кажется, я поняла, что ему хотелось бы, чтобы Вы вернулись к нему. Добавлю от себя, что этого желаю и я. Возвращайтесь же скорее, прошу! Я в полной растерянности..."

Жоаль сунул письмо в карман и принялся расхаживать кругами.

- Плохие новости? - поинтересовался Ловейт.

- Маллиган заболел. Он просит меня срочно вернуться в Трините.

Жоаля била крупная дрожь, от волнения челюсти его нервно сжались. Он наконец вернется на родину! После всего, что произошло!..

- Но скажите-ка, господин Жоаль, - еле слышно спросил Ловейт. - Если Маллиган больше ни на что не годен, у Вас есть все шансы стать моим патроном?

Жоаль не обратил ни малейшего внимания на его слова. Охваченный сильнейшим возбуждением, он машинально повторял: "Я должен вернуться домой!" - и сам до конца не верил этому. Внезапно он развернулся на каблуках и кинулся прочь с веранды. Ловейт побежал за ним, осыпая его комплиментами. Из-за угла дома показалась Юнона и остановилась, не смея пуститься вдогонку за новым хозяином. В стороне сбились в кучку под деревьями двадцать негритянок, почти все беременные. Они, не отрываясь, смотрели на Юнону: то, что происходило на их глазах с этой девушкой, никогда не случалось ни с одной из них и вряд ли когда-нибудь случится. С тех пор, как их привезли в Калабар, ни одна рабыня из питомника не пересекала сияющей линии побережья, и все они знали, что здесь и состарятся, и умрут.

Сердце Жоаля полнилось чувствами, слишком сильными и глубокими, чтобы передать их словами. Он торопливо простился с управляющим и поспешил к своему грузу - рабов, предназначенных к погрузке, снова собрали на пляже в тени деревьев.

- Мы отплываем, - скомандовал Жоаль своему помощнику.

- Прямо сейчас, кэп? - удивился тот.

- Да, сию же минуту! Вы пополнили запасы?

- Да, кэп.

- И воды тоже?

- С этим-то все в порядке. Но теперь пора бы загружать негров - а Холл как раз только что доложил мне, что он еще не всех вылечил от глистов!

- У меня больше нет времени ждать, - сказал Жоаль. - Загружайте их, как есть. Даю Вам два часа.

- Два часа, кэп! Но нам придется жестоко поторопить их! А какой курс, будьте добры?

- Острова. Мы возвращаемся в Трините.

- В... Трините, кэп?

- Да, Вы не ослышались! А теперь поспешите! - и, не глядя на него, словно бы желая избежать дальнейших расспросов, Жоаль отвернулся и быстро зашагал прочь.

Но, преодолев сотню метров по сыпучему песку пляжа, он почувствовал усталость, остановился и медленным шагом вернулся к шлюпкам. В воздухе снова пахло бурей, ее грозная аура окружала поспешный отъезд, давила на сердце, и молодого человека охватила неизъяснимая тревога. Соня - такая, какой он ее помнил по великолепному портрету в гостиной Бриара - казалось, взывала к нему сквозь безбрежные океанские просторы, и он готов был быстрее ветра лететь навстречу ей на "Прекрасной Авроре".

У берега покачивались корабельные шлюпки вперемежку с пирóгами, принадлежавшими конторе. К ним уже потянулись колонны рабов. На море набежал туман и скрыл из виду невольничье судно, дрейфовавшее на якоре у выхода в открытое море.

Жоаль заметил Юнону и снова ощутил укол жалости. Он сделал помощнику знак усадить ее в отдельную шлюпку и опустился прямо на песок, в ожидании, пока все, находящиеся на пляже, отплывут на судно. Капитан поднимается на корабль последним и последним уходит с него.

Длинные и плоские, похожие на огромных рыб облака все плыли и плыли, и окутывали небо полупрозрачной дымкой. Пронесся порыв ветра, закружил туман и взметнул песок бледными танцующими языками.

А Жоаль все сидел и сидел, ждал дождя, но его все не было. Нетерпение в нем росло и ширилось, будто прибой, и внезапно он почувствовал, что не может больше спокойно ждать отъезда. Наконец, с последней шлюпкой и он поднялся на борт.

Через несколько мгновений "Прекрасная Аврора" поймала встречное экваториальное течение и вышла из гавани в океан.