Часть первая

Часть вторая

Часть третья

Нынче ночью у себя в комнате Соня в очередной раз сменила платье. Незадолго до этого она подошла на цыпочках к двери кабинета мужа и прислушалась. Весь день и весь вечер там сидел Казимир, но теперь Маллиган наконец-то был один. Соня услышала его тяжелое дыхание, глухой шум его яростных усилий сменить позу, тогда как ему полагалось давно спать - и ее передернуло от отвращения. Она поспешно вернулась к себе и позвала прислугу. На кровати лежало дезабилье (Дезабилье - легкая домашняя, обычно женская одежда, не носимая при посторонних.), в котором Соня была в ту ночь, когда к ней вошел Жоаль. Она схватила его, прижала к груди, нежно погладила и с мечтательным выражением на лице положила обратно.

Вошла горничная Церера. Хозяйка приказала ей принести красное платье. Пока Церера одевала ее, Соня думала вовсе не о том, как сидит наряд - она размышляла о Маллигане и о том, во что он превратил ее жизнь. "Так или иначе, он обречен," - вздохнула она про себя. - "Он и не жить-то будет, а жестоко страдать..."

И вдруг ее озарила мысль. Соня поспешила скорей прогнать ее, опасаясь, как бы рабыня не прочитала на ее лице тень ужасного замысла. Но Церера ничего не заметила - она сосредоточенно прилаживала платье по фигуре хозяйки и не осмеливалась задавать вопросы, хотя плохо понимала, зачем той понадобилось наряжаться в столь поздний час.

Госпожа Маллиган медленно и осторожно вернулась к своей идее. Она вспомнила, как десять лет назад сидела с мужем в этой самой комнате и слушала его рассказ. С поразительной четкостью в ее памяти всплыли выражение лица и голос Маллигана, когда он открыл ей правду о смерти Давида Деспана. Еще бы, ведь Маллиган выглядел тогда так непривычно!

Соня и теперь, по прошествии стольких лет, не находила слов, чтобы описать странно изменившееся лицо мужа - но, едва она подумала о нем, как по спине ее пробежала дрожь. В ушах у нее снова зазвучал бесстрастный голос, раскрывавший все подробности убийства... да, убийства! Преодолевая страх и стыд, Соня мысленно повторила все, что когда-то пришлось проделать Марте Деспан - проникнуть в кабинет мужа на мельнице, отыскать среди множества склянок и горшочков негритянский порошок, подсыпать его в пунш, предназначенный Давиду, и наконец - принести и подать смертоносный стакан. "Слава Богу", - подумала она, - "в Бриаре тоже достаточно негритянок, чтобы выбрать виновницу!"

- Ну вот, госпожа, Вы и готовы, - объявила Церера. - Мне остаться, Вам еще понадобится моя помощь?

Соня сделала вид, что не слышала. Она разглядывала себя в зеркале - и видела, как изменило ее принятое решение: ожесточился взгляд, приоткрылись губы, затрепетали ноздри... Несколько мгновений ей казалось, будто бы она заглядывает в самые сокровенные глубины своей души - и ей захотелось отшатнуться, словно от края зловещей бездны.

Она резко отвернулась от зеркала, машинально поправила складки платья. Маллиган совершил большую ошибку, раскрыв ей тайну гибели хозяина Канаана! Здесь нет вины, нет преступного замысла, всего лишь банальная ошибка... Эта банальность странным образом успокоила мятущийся дух Сони, и она наконец решилась бросить взгляд на терпеливо ожидавшую служанку.

- Оставь меня, - приказала она.

Церера не двинулась с места, удивленно глядя на хозяйку.

- Оставь меня, я сказала! - повторила та. - Иди лучше приготовь пунш.

Когда рабыня ушла, Соня принялась медленно прохаживаться по комнате, внимательно наблюдая, как сминается под ее босыми ногами толстый ворс ковра. Мысль, что будущее ее еще не предопределено и может самым радикальным образом перемениться, слегка пьянила - но нельзя было терять головы! Сейчас, здесь в Бриаре, как и тогда в Канаане, достаточно всего лишь немного набраться смелости в нужный момент...

- Разве всегда мы знаем... - завороженно прошептала Соня, - разве всегда нам дано знать, что на самом деле происходит и как решается судьба!?

Она улыбнулась собственным словам, вернулась к зеркалу и оглядела себя. Нет, как хотите, это платье ей не идет! И то, что она так расфуфырилась посреди ночи, ее вовсе не красит... Соня резко рванула с плеч пышный наряд, подошла к кровати и облачилась в дезабилье.

Жоаль вернулся в Бриар почти на исходе ночи - и слегка приподнял брови от удивления, когда разглядел на лестнице силуэт хозяйки дома. Он удивился еще больше, когда Соня не поднялась к себе, а направилась к нему и предложила пропустить по стаканчику пунша в салоне. Он не мог не заметить, как легко и соблазнительно она была одета. Учитывая это и поздний час, он на секунду задумался и уже готов был отказаться. С тех пор, как он начал часто и подолгу видеться с Жюдитой, он стал иначе относиться к женщинам: серьезнее и строже, и одновременно спокойнее. Переменился и весь его характер - словно бы две враждебных друг другу сущности, с малых лет уживавшиеся в нем, наконец слились в одну.

Но это была его последняя ночь в Бриаре, он подыскал себе комнату в городе, еще не знал, как объявить об этом Соне и потому не осмелился ответить на ее, в общем-то, невинное дружеское предложение отказом, в котором она наверняка усмотрела бы нарочитое нежелание с ней общаться, уход от ответа на ее постоянный немой вопрос. Уж если расставлять все по местам, то лучше сделать это сейчас.

По салону гуляло тяжелое дыхание грозового бриза, колыша занавески и обивку стен. Ночь была абсолютно тиха и безмятежна, если не считать этого безмолвного движения. Едва войдя в салон, Соня поспешила закрыть окна.

- Как дела в городе? - спросила она. - Чуть получше или это все слухи?

- Нет, все по-прежнему, - ответил Жоаль.

- Подсластить Вам пунш?

- Пожалуй, да, спасибо.

Все было просто, все, казалось бы, шло хорошо. Они допили пунш, и Соне он показался не слишком по вкусу. Она заказала Церере новый графин - и немногим позже рабыня, принеся его, увидела, что господа уселись рядышком на диване. Она поставила свою ношу на стол, вышла и закрыла за собой дверь - и заметила, что с лестницы за ней следит Юнона. Юная наложница услышала, как пришел ее хозяин, и надеялась, что он без промедления поднимется к себе. Но вдруг из салона раздался легкий смешок хозяйки, и рабыня вздрогнула. Она хорошо знала свое место, знала, что негритянка для удовольствий никоим образом не может соперничать с белой женщиной и должна беспрекословно уступать ей. И все же она успела привыкнуть к мысли, что Соня не слишком-то нравится ее господину и вряд ли ему захочется еще раз переспать с ней. Теперь, когда вот-вот могло выясниться, что это не так, душу Юноны охватил смутный страх надвигающегося несчастья.

- Нечего тебе здесь делать, негритянка! - прошипела Церера.

Юнона устремила на нее взгляд, полный ненависти, и заслужила такой же в ответ. Глаза рабынь метали молнии, они уже готовы были броситься друг на друга и вцепиться в волосы, как вдруг обе одновременно услышали глухой шум, и обе узнали его - то был шорох тела, скользящего по стене. Но донесся он не из салона, а из кабинета Маллигана.

От кошмарного предчувствия, что посреди безмолвия спящего дома перед ними вот-вот явится старый хозяин, этаким чертиком, дрыгающимся меж костылей, девушки в ужасе разбежались по своим комнатам.

А в салоне разговор Жоаля и Сони уже утрачивал светскую легкость. Был слишком поздний час, чтобы и дальше сидеть без сна, и Жоаль понял, что беседу пора заканчивать, даже с риском не оказать хозяйке дома должного почтения. Он сделал движение встать и извиняющимся тоном сообщил:

- Прошу прощения, но мне бы надо пойти уложить вещи. Я... снял комнату в городе.

- Думаете, там Вам будет лучше, чем здесь? - поинтересовалась Соня.

- Не думаю. Но я уже и так чересчур злоупотребляю Вашим гостеприимством. Вы правда были очень добры ко мне...

Он осекся, недовольный собственными словами. В недрах уходящей ночи зарождалась гроза, воздух насыщался электричеством и навевал раздражительность. "Расставить все по местам!" - с досадой подумал Жоаль. - "Можно подумать, это так просто, тем более сейчас!"

Соня, слушая его, не спеша допила третий стакан пунша, мягко откинулась назад и распласталась по подушкам дивана. Она притворилась, будто не замечает, что в этой позе грудь ее почти обнажилась в вырезе дезабилье. Сквозь полуопущенные ресницы она разглядывала Жоаля и чувствовала с глухой тревогой, как он сопротивляется чарам ее обаяния. Она видела, что он держится настороже, быть может, даже не доверяет ей и ждет подвоха. И ей следовало сейчас вести себя очень осторожно, чтобы не оттолкнуть его. Спору нет, он наверняка переменился бы к ней, если бы узнал, что она задумала вернуть себе свободу, и был посвящен в то, как она к этому готовится. Но на это нужно время, подобные вещи с бухты барахты не выбалтывают... Ах, если бы только ей удалось убедить его еще немного посидеть с ней и поговорить с глазу на глаз!

Соня еще сильнее вжалась спиной в подушки, следя, чтобы с каждым ее движением декольте делалось глубже, и томно произнесла:

- Бог мой, какая жара!

Снаружи ударил гром, и она, живо изобразив испуг, всем телом прильнула к Жоалю.

Так их и застал Маллиган. Никем не замеченный, он толкнул дверь и медленно проковылял в салон.

Соня первой увидела его. Она сделалась белее полотна и поначалу не могла шевельнуться - потом медленно поднесла руки к горлу, словно бы для того, чтобы удержать готовый вырваться крик. Жоаль машинально проследил за ее взглядом и подскочил от изумления.

Маллиган передвигался неуклюжими скачками, точно краб - выбрасывал вперед костыли и рывком подтягивал к ним парализованные ноги. Каждое движение давалось ему с большим трудом, он задыхался от усталости, лицо блестело от пота, глаза пылали холодным голубым огнем. Его лысый череп, впалые щеки, узловатые руки и голые ноги были мертвенно-бледного цвета слоновой кости, но в густой сетке переплетенных вен, вздувшихся под кожей от неимоверных усилий, ритмично пульсировала жизнь.

- Пожалуй, вам стоит помочь мне сесть, - сказал он.

Не сводя глаз с парочки, он задрал подбородок, сложил потрескавшиеся губы трубочкой, шумно выдохнул и добавил уже раздраженно:

- Ну, что? Да! Представьте себе, это я!

Соня сидела, неестественно вытянув шею, не в силах отвести взгляд от ужасного видения. Она больше не шевелилась и, очевидно, лишилась дара речи. Жоаль встал, но не смог ступить ни шагу. Он не понимал, почему его тело и разум предали его и отказывались служить. Он уже привык гордиться своей властью над Маллиганом - а теперь опять оказался перед ним бессилен. Он взмок с головы до ног, плечи его затряслись, будто под тяжестью страшного груза.

И вновь тишину ночи разорвал раскатистый удар грома. Тут же в коридоре послышались торопливые шаги и раздался пронзительный крик:

- Барышня Дотти! Барышня Дотти!

- Ну же! Чего вы ждете, почему не спешите мне на помощь? - не сдавался Маллиган. - Уж так прямо испугались, будто привидение увидели!

Он ухмыльнулся и принялся кривляться между костылей:

- А это и вправду я, видите ли! Это я, собственной персоной!

Жоаль наконец решился подойти к нему. И по мере того, как он приближался, в нем поднималась жгучей волной звериная ненависть. Она затопила весь мир вокруг, и Жоаль содрогнулся. Никогда еще Маллиган не был так отвратителен ему, как сейчас. Ощущение невероятной гадливости вспыхнуло еще неистовей оттого, что пока еще паралитик не успел сделать ничего, что могло бы это чувство оправдать. Несколько секунд Жоаль не мог отделаться он поразительно четкого и неумолимого видения: отныне Маллиган неотлучно присутствует рядом везде, куда ни глянь - в этом доме, на складах, по всей стране... Душа со всей силой возмущения восстала против этой гнусной перспективы.

- Но как?.. - пролепетал Жоаль. - Как же Вам это удалось?

Он остановился, так и не подав больному руки. Ему не хотелось даже касаться этого человека, не то что помогать ему. Как ни старался, он не мог себя заставить. Маллиган помедлил с ответом, по-прежнему во все глаза разглядывая Жоаля и Соню.

- Это вопрос силы воли, - произнес он. - Знаете ли, скелет может подняться так же хорошо, как и все остальное!

Жоаля едва не вытошнило, когда он понял намек. В это время на пороге салона появилась Дотти. Она обвела комнату горящим блуждающим взором, сделала, будто в бреду, несколько неверных шагов - и вдруг со всех ног кинулась к хозяину, схватила его за руку, сжимавшую костыль, и осыпала ее жаркими поцелуями. За ней вошли толпой другие негры и принялись молча толкаться, борясь за честь стоять в первом ряду.

- Как вы там все поживаете? - спросил Маллиган, силясь повернуть к ним голову.

- Нам всем очень хорошо, г'сподин хозяин! - хором ответили рабы. - Все очень довольны, очень рады видеть Вас снова на ногах!

- Черт меня возьми, если я хоть кого-то из них узнаЮ! - буркнул Маллиган себе под нос.

Ему наконец удалось взглянуть на вошедших, но от этого движения он потерял равновесие и только благодаря Дотти не приземлился на ковер. У него вырвалось ругательство, он тут же взял себя в руки, и громкий смешок потряс его иссохшее тело с головы до ног:

- Ну-ну, Соня! Ты боишься меня, что ли?

Соня вздрогнула, услышав свое имя, с трудом стряхнула с себя оцепенение, медленно сползла с дивана и отошла. Усилием воли она заставила себя подумать о приятном, и на короткий миг ее осенили животворящим теплом величавое колыхание распустившихся роз, пряный запах пашни после дождя, пленительные мечты о свободе, страсть сплетенных в объятии тел...

Маллиган быстро вернул ее с неба на землю:

- Да не стой же ты столбом с таким дурацким видом... Должен же был я в один прекрасный день преподнести тебе сюрприз, а?

Он сделал ей знак приблизиться, и она, казалось, уже готова была повиноваться - но вдруг отпрянула и выбежала в коридор.

- Это от неожиданности! Бедняжка переволновалась! - ехидно заметил Маллиган.

Он взглянул на Жоаля, и снова в тишине салона послышался его кислый смешок.

- С дороги, - бросил он. - Не мешай Дотти помогать мне добраться до этого чертова дивана!

Потом он обратился к неграм, и голос его прозучал заметно тверже и повелительнее:

- О, ну и толпа! Эй, хватит уже вам тесниться тут, будто каменные изваяния! Я встал на ноги, и все тут!

Поравнявшись с Жоалем, Маллиган схватил его за руку и сильно сжал:

- Я прекрасно себя чувствую, понятно? Этому параличу, который мне посватали как окончательный диагноз, я уже просто-напросто приелся!

Жоаль не нашелся, что сказать. Его оскорбила самоуверенность вчерашнего мертвеца. Он вдруг понял, почему этот человек доводил его прямо-таки до исступления: потому что все в нем, каждое слово, каждое движение, дышало ответной ненавистью, едва ли не такой же сильной, как его собственная.

- Вы еще далеко не поправились, - возразил он наконец. - И то, как Вы сейчас себя ведете, может оказаться крупным безрассудством!

Маллиган добрел до дивана, повернулся и тяжело осел на подушки. Его взгляд медленно и рассеянно прошелся по неграм, столпившимся у дверей. Он указал на Шама, вертевшегося юлой в попытках хоть что-нибудь увидеть из-за спин взрослых:

- А это кто там такой?

- Один из моих малышей, г'сподин, - ответила Дотти. - Так Вы уже не помните Шама?

- Ах, да! - произнес Маллиган. - Ну-ка, Шам, подойди поближе, а то мне тебя не видно. И расскажи мне, какой работой ты занимаешься в моем доме.

Паренек приблизился и растерянно захлопал глазами, разглядев, в какую развалину превратился старый хозяин.

- Сейчас я - слуга молодого хозяина, г'сподин! - выпалил он. - Это... Я занимаюсь его бельем, помогаю ему раздеться и сплю в его комнате, когда у Юноны идут ее дела и когда...

Звонкая пощечина Дотти заставила его замолчать. Но в глазах Маллигана мелькнула заинтересованность.

- Юнона? - переспросил он. - Что за Юнона?

Толпа негров пришла в движение, и Юнону вытолкнули вперед.

- Юнона... это я,.. г'сподин! - пролепетала она.

- Поди сюда, - приказал Маллиган. - Иди-иди, дай-ка я на тебя посмотрю. Уверен, уж тебя-то я точно не видал в доме прежде.

Негритянка повиновалась, дрожа всем телом. Когда рука Маллигана опустилась ей на поясницу, она напряглась и в ужасе принялась искать глазами Жоаля. Но он не обращал на нее никакого внимания - он следил за Маллиганом в полной уверенности, что Казимир должен был поставить его в известность о происхождении этой рабыни.

- Ты, что ли, купил эту желтую козявку? - спросил Маллиган.

- Да.

- А она неплоха! У нее нежная кожа... Держу пари, она из моего питомника, от Ловейта.

- Так точно.

Маллиган поставил девушку перед собой на колени и несколько секунд молча рассматривал ее. Его глаза, вновь как прежде холодные и безразличные, медленно двигались справа налево и сверху вниз.

- Почему же ты не пустил ее к самцу, как только вернулся? - осведомился он.

- Потому что я купил ее для себя, - сказал Жоаль.

В ответ снова раздался короткий, нервный и кислый смешок Маллигана. Но на этот раз его тело не сотряслось с головы до ног, а устало и вяло дернулось.

- Ладно, - произнес старик, оттолкнул Юнону и поднял глаза на Жоаля: - А теперь, что, если мы немного обсудим мои дела?

- У нас с лихвой хватит на это времени завтра. Сейчас Вам было бы лучше вернуться в постель.

- В постель? Эй, парень, я уже год в ней валяюсь! Ну же, рассказывай, я тебя слушаю!

Жоаль взял стул и сел у дивана. Такого упрямца, как Маллиган, было бесполезно разубеждать. К тому же, он и сам был рад возможности поговорить о деле. Он судорожно сглотнул, его мышцы сводило от волнения нервными толчками. Его до сих пор то бросало в изумление, то охватывало мощными, до сладострастия душными порывами ярости, не утихавшей с тех пор, как Маллиган появился в салоне.

Резким нетерпеливым жестом Жоаль отослал негров прочь. Юнона задержалась в дверях.

- Г'сподин хозяин, куда мне идти спать сегодня ночью? - еле слышно спросила она.

- Куда хочешь! - бросил Жоаль, внезапно раздосадованный. - Убирайся на кухню к Дотти! А теперь вы все, сколько вас там ни есть, оставьте-ка нас наконец в покое!..