Часть первая

Часть вторая

Часть третья

Неделю спустя Жоаль впервые по-настоящему столкнулся со своим прошлым. Как случается всегда, когда чего-то долго ждешь, это столкновение произошло совершенно случайно и при непредвиденных обстоятельствах.

За три дня до этого в порт Трините прибыла из Африки шхуна-бриг "Резвый" под флагом Маллигана. Узнав об этом, Жоаль сразу же поднялся на судно потолковать с капитаном. Он довольно хорошо был знаком с ним и знал, что этот человек всегда принимал все возможные в дальнем плавании санитарные меры. Тем не менее, в дороге погибло много негров, и Жоаль хотел выяснить, почему. "Резвый" был известен среди работорговых кораблей как самый чистый и "комфортабельный". Его часто мыли и обкуривали серой, чтобы зловоние из негритянских трюмов не проникало на верхние палубы и капитанский мостик. Но в последнее время невольничьи корабли были приравнены к контрабандистам, и "Резвый" был вынужден, опасаясь встречи с патрульными судами, так часто менять курс, что попал в зону встречных течений и сильно задержался в пути. То, что осталось от его груза, было в таком состоянии, что Жоаль понял: нужно поскорее сбыть с рук измученных долгой дорогой рабов, пока они не умерли или не разболелись. И он отвел на подготовку негров к продаже всего сутки и еще полдня.

Погода в назначенный для торгов день выдалась неустойчивой и тяжелой. Короткий горячий дождь лишь ненадолго облегчал духоту, а затем солнце вновь принималось метать жгучие лучи сквозь низкие облака цвета темной меди - но едва оно успевало высушить лужи, как снова разражался ливень.

Когда Жоаль приехал на склады, в зале, где должен был состояться аукцион, уже собрались многие знатные белые со своими управляющими. Узкая улочка была вся запружена каретами и верховыми лошадьми. Вновь прибывшие с трудом проталкивались ко входу и привязывали коней к любому свободному колышку. В залу то и дело входили все новые группы желающих поучаствовать в торгах. Посетители спорили о политике и обсуждали вечерние негритянские бои. Вокруг них суетились официанты, разнося заказанный пунш.

На несколько минут Жоаль задержался у двери своего кабинета, чтобы оглядеть растущую толпу. Ему уже не первый раз приходилось продавать негров в этой зале, и не раз он замечал среди набавляющих цену знакомые лица. И тем не менее, сегодня он чувствовал какое-то особое нетерпение, почти сердился оттого, что торги никак не начнутся и, еще не начав их, спешил поскорее с ними покончить. Обстановка в стране становилась все более напряженной, и Жоаль хмурился, слушая последние новости. Далекая метрополия издала новые дурацкие законы и выслала войска, чтобы обеспечить их выполнение. Прибытие военных ожидалось со дня на день. Это было унизительно, и к тому же смертельно опасно. Из центра острова то и дело поступали тревожные, пронизанные страхом сообщения. Некоторые из них исходили, должно быть, из самой государственной канцелярии - Жоаль без труда мог представить себе, как шепчутся и ропщут, получая их, чиновники метрополии: "Ну что же там такое случилось? Почему лихорадит всю страну? Кто ее так беспокоит? Помещики? Мулаты?.. Ну так пусть дадут каждому, что кому хочется - кому равные права, кому кусок земли!.."

Первым шагом со стороны тех, кто рассуждал так упрощенно, без знания реальной ситуации на Мартинике, и была высылка войск. А вторым неизбежно станет предание всей страны огню и кровопролитию! И у Жоаля были все основания полагать, что первой жертвой грядущих репрессий падет торговля.

Об этом он и думал, изнывая от досады, когда пришел аукционист Казимир. Он на мгновение остановился и приветствовал молодого человека кивком-поклоном:

- Здравствуйте, господин Жоаль! Сегодня утром я как раз был в Бриаре...

- Да, знаю! - надменно оборвал его Жоаль. - Идите лучше готовьтесь к торгам! Я хочу, чтобы сегодня аукционы велись поживее.

Он заметил, что последнее время Казимир стал очень часто наведываться в Бриар. И его крайне раздражала мысль, что этот маленький лукавый плутократ мог держать Маллигана в курсе всего, что происходило на складах. Сам он не заходил к больному уже восемь дней или даже больше.

Казимир сделал движение уйти, но внезапно передумал:

- Кстати о Бриаре - Вы слышали новость?

- Какую новость?

- Г-ну Маллигану гораздо лучше. Поговаривают даже, что он вот-вот будет здоров!

Жоаль абсолютно ничего об этом не знал. Новость, объявленная Казимиром, заставила его внутренне содрогнуться. Он усилием воли выдержал исполненный раболепия взгляд аукциониста и, подавив трепетавшее в груди волнение, солгал:

- Знаю! А теперь принимайтесь за работу. Начните с продажи самых плохих партий, можете идти на любые уступки.

- Да, господин Жоаль, - кивнул Казимир.

Он вытер со своей лисьей мордочки пот и повернулся к группам покупателей, опытным взглядом мгновенно оценивая их. Сегодня ему предстоит нелегкая работа! Клиенты капризные, а рабы не успели прийти в себя...

Наметанный глаз Казимира остановился на одиноком молодом человеке, что с важным видом прохаживался взад-вперед и украдкой поглядывал в ту сторону, откуда должны были появиться негры.

- Это Бернар-сын! - шепнул аукционист Жоалю. - Клянусь Вам, он пришел в надежде подыскать себе маленького негро для постельных утех!

Он бросился на юношу, точно гриф на падаль:

- Здравствуйте, господин Бернар! У меня здесь для Вас припасено чертовски выгодное дельце. Как раз то, что Вы так долго искали!

И указал на двух молодых негров, прикованных к дверям своего стойла:

- Можете купить обоих сразу или того из них, кто Вам больше понравится.

- Они квартероны? - спросил Бернар.

- Да, господин, и даже светлее - у них почти восьмушка черной крови!! - возопил Казимир. - Они не подготовлены для сегодняшней распродажи, но я подумал, что было бы неплохо показать их Вам, ведь я же знаю, что Вы, как никто другой, умеете ценить светлую кожу!

- Почему они скованы?

- Они попытались улизнуть, когда их привезли! Мне очень хочется показать их Вам, господин, но я не могу их освободить!

- Ну, отсюда-то они не убегут, - самонадеянно заверил Бернар. - Ну же! Снимите с них наручники, пусть пройдутся, а я погляжу.

- Нет, господин Бернар, я им не доверяю, - осадил его Казимир. - Будет лучше, если они останутся в своем уголке. Ведь, в конце-то концов, они не для сегодняшней распродажи...

- Но я хочу их осмотреть!

- Их даже не помыли!..

Последнее замечание, напротив, заставило юношу оживиться:

- Ну-ка, ну-ка! И сколько Вы за них просите?

- Пятьсот ливров за обоих, господин Бернар! Знаете, это очень большая скидка, специально для Вас! И еще, знаете, я беру на себя немалую ответственность, соглашаясь уступить их Вам сейчас - ведь их не собирались сегодня выставлять... Где еще Вы найдете мулатов по такой цене?

- Они хоть здоровы? - внезапно насторожился Бернар.

- Здоровы, господин! И еще как, уж я-то в этом понимаю! И ласковы, точно котята! Ну же, подойдите поближе, взгляните на них получше, разденьте!..

Жоаль наблюдал за сделкой издалека. Он увидел, как продавец и покупатель подошли к мальчикам и задрали им рубахи - и отвернулся. Накаленной покупательским азартом, нездорово возбужденной атмосфере торгов он предпочитал одиночество своего кабинета, тихую бумажную работу. В торговом зале обычно все так грязно, так... он с трудом мог подобрать слово даже мысленно... непостижимо неловко! К тому же, слова Казимира об улучшении здоровья Маллигана не давали Жоалю покоя. Это что еще за истории о чудесном исцелении?..

Размышляя так, он перешагнул порог кабинета, и тут кто-то легонько стукнул его по плечу. Он обернулся и краем глаза успел заметить набалдашник трости - ее держал в руке Режис. Насмешливый голос брата хлестнул Жоаля по ушам:

- Так это про тебя говорят, что ты будешь здесь хозяином? Выходит, ты и впрямь имеешь наглость торговать неграми, как будто у тебя есть право владеть чем бы то ни было?!

Невольно Жоаль вжал голову в плечи. Режис как из-под земли вырос и застал его врасплох.

- Здравствуй, - бросил Жоаль сквозь зубы... и тут же страшно рассердился на себя за это приветствие.

Но, как ни странно, оно подействовало на того, кому адресовалось, так же неприятно, как на того, кто его произнес. Режис внезапно заколебался и ненадолго замолчал. Жоаль получил передышку и смог разглядеть его. Молодой Деспан был с ног до головы одет в черное, следы порока на лице заставляли его казаться гораздо старше своих лет и придавали ему поразительное сходство с Мартой. Он все так же сильно хромал, и когда со злости топнул искривленной ступней - пошатнулся так, что чуть не упал. Взгляд его бледно-голубых глаз был полон гордыни и презрения, а выражение крайней надменности делало его таким затуманенным и отстраненным, что казалось, будто он принял какой-то галлюциноген.

- Я поражаюсь, как это ты посмел вернуться! - наконец, вымолвил Режис.

И добавил с дрожью в голосе, выдававшей силу его ненависти:

- Я не знал за тобой такой смелости, негро!

Жоаль вспыхнул яростью, но промолчал. Поспешный ответ мог дать Режису лишний козырь против него. К тому же, словесные перепалки никогда не были его сильной стороной - а боязнь скандала в переполненной людьми зале помешала ему накинуться на брата с кулаками.

Режис немедленно воспользовался его замешательством:

- Чертов грязный мулат! Ты хоть понимаешь, что твое возвращение рискует навлечь позор на мою семью?

Он произнес оскорбления спокойным, приглушенным голосом, будто хотел всего лишь прощупать противника перед началом решающей схватки.

- Поберегись! - буркнул Жоаль. - Предупреждаю тебя, на этот раз ты зашел слишком далеко!

Режис и глазом не моргнул. Внезапно Жоаль почувствовал, что не может больше сдерживаться... Он схватил брата за плечо, грубо втолкнул в кабинет и захлопнул дверь.

- Плевать мне на твою семью, сам ты чертова мерзость! - рявкнул он. - Зачем ты сюда приперся, а? Зачем ты явился ко мне, я не звал тебя!

Он был потрясен неприкрытой ненавистью брата, его презрением, самим звуком его голоса, и не задумывался, что у Режиса должны были быть весьма серьезные причины решиться на такой рискованный шаг - первым заговорить с ним. Но Режис и не собирался объясняться.

- Явился "к тебе"? - нарочито удивленно произнес он. - Ты соображаешь, что говоришь?

- Не просто соображаю, а прекрасно знаю - и даже могу выставить тебя на улицу, когда мне заблагорассудится.

- Ой ли?

- Не веришь - можешь убедиться на собственной шкуре.

На это Режис ничего не ответил и лишь небрежно сплюнул на пол. Он не сводил с брата глаз, и во взгляде его горело все то же непримиримое отвращение, однако он старался держаться спокойно, почти непринужденно. Давняя вражда рано или поздно должна была вспыхнуть снова - он понял это, как только узнал о возвращении Жоаля. Сам того не сознавая, с первого дня, как до него дошла эта новость, он только и подыскивал благоприятный момент для стычки.

- Пунш, господа? - крикнул через дверь Казимир.

Жоаль ответил отказом. Потом, охваченный смутным подозрением, выглянул в коридор, но маклера за дверью уже не было - вопреки опасениям, он не подслушивал. Тогда Жоаль медленно притворил дверь и вернулся к Режису. Тот без приглашения уселся к столу и бесцеремонно изучал Жоаля.

- Так ты хочешь знать, что привело меня сюда? - спросил он.

Жоаль кивнул. Он тоже не сводил с брата испытующего взгляда. Мало-помалу ему сделалось очевидно, насколько тот изменился и сдал: в нем не было уже былой самоуверенной спеси, и даже ожесточенность в глазах утратила прежний накал. Режис взирал на него задумчиво, будто бы что-то мысленно просчитывал, и если временами в его зрачках и вспыхивала ненависть, то быстро притухала - но оставалась тлеть на дне души, пропитанной ею настолько, что при всем желании Режис не мог бы погасить ее совсем.

"Он пришел из-за денег!" - внезапно догадался Жоаль. Он тут же представил себе, что стало с Канааном за десять лет расточительного и жестокого правления капризного больного - но сложившаяся в воображении горькая картина не распалила его, а странным образом успокоила. Он впился в лицо брата пристальным глубоким взглядом и медленно произнес:

- Я действительно жду, чтобы ты рассказал мне, что.

Он сделал паузу, но почувствовал, что молчание грозит затянуться, и договорил за брата сам:

- Ты хочешь, чтобы я помог тебе?

Он осознал, что Режис в полной его власти, что он может давить на него, вытянуть из него любое признание. Сознавал это и Режис... у него даже перехватило дыхание, и, несколько раз шумно вздохнув, он метнул на Жоаля презрительный взгляд. Но тот уже не был прежним робким мальчиком, и презрение брата огорчало его сейчас менее, чем когда-либо. И Режис медленно покачал головой в знак согласия.

- Допустим, - произнес он.

- Ты пришел требовать у меня денег, да? - добил его Жоаль.

В кабинете воцарилось молчание.

"Если б только я мог его убить!" - в бессильной злобе подумал Режис. О, с каким удовольствием он сделал бы это!.. Но трудный разговор уже начат, и придется довести его до конца. Неудачные сделки, неурожаи, побег и смерть рабов истощили Канаан, поместье превратилось в огромный полуразложившийся скелет и не могло ничего более дать своим хозяевам. Вся земля до последнего арпана, все негры до последнего доходяги были заложены и перезаложены. Режис уже потерял счет долговым распискам, подписанным его собственной рукой. Но образ жизни, выбранный когда-то, навязывал ему жесткие рамки неизбежных трат. Отступи он сейчас от этого образа - и его положение в кругу белой знати мгновенно растаяло бы, как лед в стакане кипятка. Всю свою жизнь он создавал это положение, старался заставить других если не уважать себя, то хотя бы бояться. Но теперь достаточно отказаться хоть от одной статьи обязательных расходов, чтобы все пошло прахом.

Режис почувствовал, как уголки рта задергались в тике. Он спрашивал себя, имеет ли право променять достойную жизнь на жалкое существование, расшатать все, на что годы положены, всего лишь из-за кровной гордости - помешает ли она обратиться с просьбой к этому ублюдку? И сам себе отвечал: нет. Значит...

- Вот именно, денег, - сознался он.

Его искривленная ступня принялась помимо воли отбивать по полу кабинета неровный ритм. В такт этому ритму он мысленно твердил, что уверен, уверен: он не унижается, не роняет себя, признаваясь в своей бедности стоящему перед ним ничтожеству!

- Ну вот и договорились, - удовлетворенно кивнул Жоаль.

Он был удивлен храбростью брата - и впервые со дня возвращения сполна осознал, как изменилась расстановка сил. Если сейчас он откажет, не даст денег - он одним махом отомстит за тысячи язвительных уколов, за все стычки, что вынес когда-то, за долгие годы изгойства. И на мгновение собственная власть заворожила его. Он мог еще ниже согнуть Режиса, покуражиться над ним, заставить его ходить по струнке - а потом раздавить отказом.

- Ты сам-то понимаешь, чтó ты у меня просишь? - прошептал он внезапно севшим голосом.

Режис не отвечал, и искушение унизить его овладело Жоалем еще сильнее. Наконец-то можно отомстить! Отплатить за все, что его заставили вытерпеть десять лет назад в гостиной Канаана!.. Он уже чуть было не спросил брата в лоб: "А если я сейчас откажу тебе - что с тобой станет?" - но тут же прикусил язык. Он понял, что испытает при этом то же, что, должно быть, чувствовала Марта, когда заставила его в той же самой гостиной руками вытирать с пола грязь. Новый взрыв гнева и горечи потряс его душу, и отвращение к самому себе свинцовой тяжестью стиснуло ее.

- Я отдам нужные распоряжения своему директору, - хрипло выдавил он. - Тебе достаточно будет обратиться к нему, и все будет в порядке!

И, не сознавая, что делает, он распахнул дверь кабинета и крикнул:

- Но знай, я пошел на это не ради тебя! Если бы не было Канаана, никогда бы...

Он осекся, мучимый ужасным давящим чувством, и быстро зашагал прочь, расталкивая толпы покупателей, все заполнявших и заполнявших огромную залу, где невозмутимо продолжались аукционы... Он шел сквозь глухой гул голосов, как через поток ледяной воды, и его собственные только что сказанные слова болью отдавались в ушах. Он отчаянно пытался отыскать среди массы оправданий собственной уступки единственное извинение, что избавило бы его от невыносимого ощущения проигрыша, поражения, пасовки перед прошлым. В конце концов, он просто заплатил Режису, как платит многим подставным лицам, чиновникам, тьме приказчиков и служащих! Он может на свои деньги купить все - почему бы и не собственного брата? В его бухгалтерских книгах даже есть особая рубрика для учета всякого рода взяток и подачек, в полезности которых Мурсук сумел-таки его убедить.

- Почему бы и нет? - бубнил он. - Почему бы нет?

Он пытался понять, что произошло. За несколько минут приступ злости сменился приступом великодушия и начисто лишил его способности нормально, правильно мыслить. Потом рассудок так же внезапно вернулся к нему - и тогда, совершенно неожиданно для себя самого, он трезво заглянул себе в душу и увидел, что не смог бы сказать: "Нет". Эта неспособность тут же представилась ему трусостью, непростительным слабоволием. "Должно быть, во мне заговорила черная рабья кровь", - машинально подумал он...

...И тут же, охваченный ужасом, принялся яростно отбиваться от этой мысли. Он отказывался в это верить, как человек после тяжелой болезни или увечья разглядывает себя в зеркале и не может согласиться, что чужое, бледное, искаженное пережитым лицо, глядящее на него, и есть его собственное.

Неожиданно прямо перед ним откуда-то возник Казимир - и невольно помог вырваться из цепких лап кошмара. Жоаль увидел, что аукционист поглядывает на него с опаской, и спросил, больше для того, чтобы прекратить это, чем желая действительно знать:

- Где Мурсук?

Вопрос, казалось, удивил маклера:

- Должно быть, он еще не вернулся с "Резвого".

- Какого дьявола он торчит на корабле, вместо того чтобы явиться на работу?

- Но, помилуйте, господин Жоаль! - снова испугался Казимир. - Это как раз и есть его работа, быть там сейчас. Разве Вы забыли, что в порт прибыли с визитом офицер адмиралтейства и двадцать других приглашенных?

Жоаль подскочил от досады и попытался скрыть свой промах, угрюмо пожав плечами. Из-за столкновения с Режисом у него совершенно вылетел из головы давний обычай давать приемы для офицеров на невольничьих кораблях.

- Раньше г-н Маллиган всегда лично присутствовал на подобных приемах, - шепотом напомнил Казимир.

- Да! да, все в порядке! - раздраженно ответил Жоаль.

Он еле сдержался, чтобы никак не обнаружить свою злость на едва прикрытый упрек, прозвучавший в голосе аукциониста. Вздохнул полной грудью и широкими шагами вышел на улицу.

Режис поковылял следом за ним, остановился и проводил брата глазами, пока тот не скрылся из вида. По большому счету он сознавал, что легко отделался, и был почти доволен тем, как прошла их встреча. "Какой забавный тип!" - подумал он о Жоале, вспоминая, как удивительно быстро тот пошел навстречу его просьбе. И всю дорогу до дома он с легким раздражением гадал, уступил ли ему брат из страха или просто по доброте душевной.