В начало

Часть вторая

Через неделю земля подсохла достаточно, чтобы можно было закончить резку и уборку тростника. Давид и Жоаль встали ни свет ни заря и отправились наблюдать за работой бригад, собранных Рамосом.

Вот уже несколько дней вся жизнь Канаана вращалась вокруг мельницы и завода по производству рома. Они находились в живописном уголке, открытом морскому ветру и затененном "деревьями путешественников", широкие лоснящиеся листья которых раскачивались над зданиями, разгоняя тошнотворный запах жмыха, что всегда витал, а в период переработки урожая висел тяжелым облаком, над темным нагромождением чанов и топок.

Как только Давид прибыл на завод, он по традиции торжественным голосом приказал Лукреции готовиться снять с котлов и дробильного чана самый первый сироп, издревле предназначавшийся для угощения хозяев. Сделав это распоряжение, он поставил свое любимое плетеное кресло на галерее, перед дверью в свой кабинет, и уселся в ожидании прибытия тележек с тростником.

Обычно в это время, хоть он и ворчал без умолку на всех, кто попадался под руку, Давид всегда был очень доволен, что может спокойно посидеть здесь, вдали от дома и домашних хлопот, ничего не делая, а только лишь блуждая взглядом по бескрайним просторам своих полей. Но сегодня он чувствовал, правда, не желая признаваться в этом даже самому себе, что в душе его нет покоя. Назавтра после дня рождения Режиса он пережил жестокий приступ ужасных болей и теперь серьезно опасался, как бы следующее обострение болезни не свело его в могилу. И ему стоило большого труда скрывать свою тревогу под тысячью мелких хлопот по самым незначительным поводам.

- Улисс! - крикнул он. - Где, черт побери?..

Но внезапно осекся, вспомнив, что старый раб уже неделю был мертв.

- Жоаль! Ты здесь? - позвал он.

- Да, папа, - отозвался юноша из его кабинета.

- Поди сюда, сынок... Да брось ты всю эту чертову писанину! Зачем сверять столько цифр, когда достаточно просто сосчитать тележки? По крайней мере, ты позаботился о том, чтобы найти мне хорошего негро вместо Улисса?

- Да. Его зовут Рем, - ответил Жоаль, выходя на галерею. - Но, конечно же, это только временная замена, пока тебе не выдрессируют более молодого.

- Рем? - проворчал Давид. - Где там этот парень, уж он-то, надеюсь, здесь?

- Да, г'сподин, - откликнулся раб, по знаку Жоаля неслышно вставший позади кресла старого хозяина в ожидании его распоряжений. - Хотите, я принесу Вам одеяло, г'сподин?

- К черту твое одеяло, Рем! Иди лучше приготовь пунши. Пить - славная традиция после уборки урожая!

- Да, г'сподин! Сию минуту, г'сподин! - воскликнул Рем и исчез в глубине мельницы.

На галерее было жарко. Казалось, необозримые пространства посевов замерли без малейшего движения. На мельнице же, вокруг чанов и топок, суетились негры, задирая друг друга, ссорясь по пустякам. Но эта суета тоже была привычной, и никто не обращал на нее внимания.

Жоаль устроился рядом с отцом. Окончание уборки урожая означало для него прежде всего начало нового года. Когда он осознавал, что еще один год удачно прожит, то всегда преисполнялся удовольствия. Он всецело принадлежал Канаану, где родился, вырос и выучился всему, что умел делать.

Вскоре на дороге, подпрыгивая на рытвинах, оставленных колесами их прошлогодних предшественниц, появились первые тележки, груженые срезанным тростником.

- Г'сподин! Кто-то скачет сюда верхом! - крикнул Рем, неся заказанные пунши. Он старался держаться начеку, чтобы ничто не ускользнуло от его бдительного внимания.

Жоаль всмотрелся вдаль, щуря глаза от золотого солнечного блеска.

- Ей-Богу, верно, - подтвердил он. - Кажется, это белый и пара скованных негро.

Он подошел к балюстраде, чтобы лучше разглядеть, кто едет. Действительно, к мельнице приближался белый всадник, таща за собой двух черных мальчишек. Когда его лошадь ступила во двор мельницы, он поспешно соскочил на землю.

- Здравствуйте, господа, - поздоровался новоприбывший, глядя снизу вверх на отца и сына. - Вы позволите мне подняться к вам?

- Входите! - крикнул Давид, наклонившись вперед. - Да привяжите свою лошадь у стены.

Мужчина рассыпался в благодарностях и поспешил подчиниться. Утомленные долгим переходом, мальчики повалились на землю у задних ног коня и, едва отдышавшись, принялись с напускным безразличием оглядываться кругом. Им было никак не больше двенадцати лет. Тот, что был поменьше ростом, изо всех сил цеплялся за штаны старшего.

А мужчина, что привез их, пыхтя, взобрался по лестнице, ведущей на галерею. Он был толст и очень моложав. Румянец во всю щеку заливал его лицо, голый череп усеивали темные бляшки. Большие глаза навыкате блестели под стеклами круглых очков в металлической оправе, довольно странно выглядевших на его простецкой физиономии. Как бы то ни было, очки придавали своему владельцу некую видимость учености и респектабельности, хотя бы на первый взгляд.

- Здравствуйте, господа, - вежливо повторил толстяк. - Мое имя Мурсук, я принадлежу к дому Маллигана. Мой патрон попросил меня зайти к вам при первой же возможности, чтобы забрать у вас назад негро по имени Саломон - а еще сказал, что рассчитывает получить от вас в прибавку к нему обещанного молодого самца.

- Маллиган? - проворчал Давид. - Он, что же, больше не может сам заниматься своими делами?

- Увы, господин, ему бы очень хотелось, - ответил Мурсук. - Но он, горемыка, уже пять дней как болен.

- Быть может, он съел лишнего у меня на приеме?

- Без сомнения, господин, без сомнения! Вот потому он и не смог сам прийти, и просил принести Вам свои глубочайшие извинения.

Давид довольно ухмыльнулся. Ему было донельзя приятно услышать, что другие люди могут, как и он, оказаться больны.

- Что это за история с негро, которого приходится отдавать обратно? - спросил он, взглянув на сына.

- Я решил с Маллиганом этот вопрос, - сказал Жоаль. - Этот Саломон, о котором идет речь, нам совершенно не годится. Поэтому я снова продаю его Маллигану, в компании с парнем, от которого мне тоже нужно избавиться.

- С молодым парнем, сынок?

- Да, папа, с Язоном.

- Это ведь твой слуга?

- Он получился не таким покладистым, как я рассчитывал. Нет большего бездельника и спорщика, чем этот мальчишка. Исправить это можно, только заставив его сменить хозяина.

Давид пожал плечами, мысленно уговаривая себя, что не стоит брать в голову все мелочи. В конце концов, его сын способен управлять Канааном не хуже, чем он сам. Вот уже сорок лет поместье работает, как часы, и неотделимо от своего властелина, словно часть его тела - но, может статься, и неплохо было бы, если бы кто-то смог принять его в надежные руки.

- Ну если это твоя идея... - произнес он и вдруг воскликнул, взглянув вниз, на двух молодых рабов, прикованных к седлу лошади: - Но не на эти же две мерзости ты рассчитываешь обменять наших негро, ведь нет?

- Конечно, нет, папа, - заверил Жоаль.

- Эти двое предназначены для питомника г-на Маллигана, - вмешался Мурсук. - И, знаете, это вовсе не мерзость, а очень даже красивые особи!

- Но от них одна кожа да кости остались, - буркнул Давид, продолжая разглядывать рабов.

- Да, это верно, господин Деспан. Они, быть может, несколько худоваты. Но Вы увидите, какими они станут, когда их накормят!

Мурсук помолчал, снял очки, промокнул пот вокруг глаз и заговорил снова:

- Так вот, господа, это не все! Сколько же вы просите за двух своих негро?

Давид ничто так не любил, как хорошенько поторговаться. Он пожал плечами и скользнул хитрым взглядом по лицу сына.

- Скажи, Жоаль... - начал он. - Ты ведь знаешь, что я думаю по поводу этого Саломона? Я считаю, он может исправиться после той порки, что ты ему задал.

- Очень даже может быть, папа, - включился в игру Жоаль.

- Но ведь нельзя же беспокоить г-на Мурсука зря, не правда ли?

- Нет, папа, конечно, нельзя.

- Ну же, господа, назовите мне вашу цену, будьте добры! - торговец не позволял так легко себя одурачить.

Давид и не взглянул на него. Он даже притворился, будто не видит его и не слышит.

- Сынок, - продолжал он. - Предположим, что мы еще не договорились с Маллиганом и хотим оказать ему любезность... как ты думаешь, сколько можно с него запросить?

Жоаль сохранял бесстрастный вид.

- Уверен, что очень дорого, папа. Даже чтобы обязать Маллигана. Таких негро, как наши, нечасто увидишь на рынке.

- Верно, сын! И даже, мне кажется, ты неправ, отделываясь от Язона. Почему бы тебе не задавать ему время от времени пару-тройку хороших взбучек, вместо того чтобы так быстро избавляться от него?

- Я терпеть его больше не могу, - вырвалось у Жоаля.

Он тут же опомнился - и мысленно осыпал себя проклятиями за то, что позабыл правила игры и произнес подобные слова в присутствии приказчика Маллигана. Но поздно - Мурсук моментально встревожился.

- Вы больше не можете его терпеть? - повторил он. - Что же с ним такое, с этим негро? По крайней мере, он не болен?

- Он в наилучшем виде, - отрезал Жоаль. - Красивый и все такое! Но я продаю его, потому что я его продаю, и все тут!

- Можно его увидеть? - спросил Мурсук?

- Конечно, Вы можете осмотреть его! И Саломона тоже, если нужно.

Жоаль знал, что оба негра были на мельнице, потому что сам приказал толстому Тому привести их, а с ними и Медею, чтобы помочь Лукреции в тонкой и ответственной работе - сборе первого сиропа.

- Рем! - позвал он. - Найди-ка нам Язона.

- Да, г'сподин, сию минуту! - воскликнул раб, в восхищении от того, что вот-вот сможет употребить свой новоиспеченный авторитет домашнего негра над маленьким скандалистом Язоном, только что этот статус потерявшим.

Когда он, торжествующий и взволнованный, возвратился, Язон плелся за ним, обливаясь слезами.

- Я сказал ему, что Вам больше не нужна его грязная негритянская физиономия! - смеясь, объявил Рем.

- Это ведь неправда, а, г'сподин, что Вы больше не хотите держать меня?! - вскричал мальчик, бросаясь к ногам своего хозяина. - Я - Ваш негро, г'сподин, пожалуйста! Я приношу Вам Ваши пунши, я ем остатки с Вашей тарелки и сплю на полу у Вашей кровати! Вы же не будете сейчас продавать меня, хозяин, Вы же не будете меня продавать???

Жоаль приподнял брови. Решительно, этот тип был истинным сыном пёль! У него тонкая кожа и характерные черты этой расы, и такая же смутная кротость во взгляде, как у матери - но ему передалась и эта таинственная, приводящая хозяев в замешательство живость ума. Парнишка непостижимым образом мог угадывать даже самые сокровенные чувства господ - вот и сейчас он ни за что на свете не упустил бы возможность припасть к ногам Жоаля, напомнить о своих достоинствах, постараться пробудить жалость. Он как знал, что молодой господин колеблется и, казалось, не может решиться произнести последнее слово.

Мурсук же бесстрастно взирал на эти кривляния и терпеливо ждал, когда ему назовут цену. Он находил дело интересным, и в случае удачного завершения - достойным комплиментов его патрона. Он уже решил, что мальчишку нельзя упускать.

- Если Вы запросите шестьсот ливров за них обоих, мы, может быть, посмотрим, стоит ли согласиться, - осторожно произнес он.

- Мы вовсе ничего не просим, - в тон ему сказал Жоаль. - Но если Вы сами дадите за них тысячу двести, можно будет поспорить.

Он оттолкнул мешавшего ему Язона. И тут во дворе мельницы показалась Медея. Она сделала несколько шагов, остановилась, робея - но повернулась и подняла глаза на белых.

- Г'сподин Давид, - тихонько позвала она.

- Да, Медея, чего ты хочешь? - буркнул Давид, наклоняясь к балюстраде.

- Это правда, что Вы сейчас продадите моего Язона?

- Тебя забыли спросить!.. - надменно возразил Давид.

Пёль опустила голову и продолжала молча стоять внизу.

- Нечего торчать тут, сложа руки! - прикрикнул на нее Давид. - Принеси мне лучше немного свежего сиропа, чтобы я увидел, каков он будет в пунше. И не забудь стаканчик для нашего посетителя.

Медея исчезла, и спустя несколько минут появилась снова - за спинами сидевших на галерее мужчин. Она молча поставила горшок сиропа и свежий пунш на расстоянии вытянутой руки от старого хозяина, затем собралась с духом и осторожно скользнула по лицу Жоаля умоляющим взглядом.

- Господин Жоаль, - заговорила она, - Вы можете сечь этого негро столько, сколько захотите. Вы можете задавать ему таску так часто, как только пожелаете. И он исправится, станет хорошим негритенком, хорошо дрессированным и проворным, хорошим маленьким слугой...

- Хватит спорить, Медея! - оборвал Жоаль. - Твой Язон - это длинный лживый язык, и ничего более.

- Но, г'сподин, Вы и так уже продали стольких моих малышей!

- Ну и что с того? Быть может, они не были нашей собственностью, эти негро? Не были, скажи?

- Были, г'сподин.

- А ты - разве о тебе не заботились самым наилучшим образом, чтобы ты нам их принесла? Ты не жила в свое удовольствие, сколько хотела?

Как ни странно, Давид молчал и не вмешивался. Но Жоаль почувствовал, что отец слушает его словно бы с осуждением, что, быть может, он вот-вот прикажет ему замолчать или попытается сгладить дерзость пёль. И из-за этого "может быть" юноша внезапно воспылал яростью к Медее. "Чертова девка пёль!" Он шагнул к ней, сам испугавшись захлестнувшего его гнева:

- Вон отсюда! Марш работать, в конце-то концов! Говорил же я, что с тобой здесь обращаются слишком хорошо...

Давид, часто моргая, глядел в пустоту прямо перед собой. От крика сына он очнулся, пробурчал нечто неразборчивое, потом вытер пот со лба и поднял голову.

- Не нервничай, сынок, - произнес он. - А ты, Медея, отправляйся работать, как тебе было сказано.

Он медленно повернулся к Мурсуку. Тот притянул Язона поближе к себе и внимательно осматривал, заставлял наклоняться и выпрямляться и так щипал его, растягивая кожу, что мальчик молча морщился от боли, по-прежнему проливая потоки слез.

- Не треплите так этого негро! - сухо сказал Давид. - Вы прекрасно видите, что он здоров, не правда ли?

- Простите, господин Деспан, - извинился Мурсук. - Но, когда покупаешь для Маллигана, лучше перепроверить лишний раз.

- Вы, что, хотите сказать мне, что парень недостаточно красив?

- О нет, господин! Красив-то он красив, я это охотно признаю! И давайте, чтобы покончить с этим, я возьму у Вас его и Саломона за семьсот пятьдесят.

- Нет, за тысячу двести, как Вам объявил мой сын, - стоял на своем Давид. - Вы же не хотите, чтобы я пошел против его воли?

- Но, господа, помилуйте, это же намного выше курса!

- Саломона Вы и сами знаете, - вмешался Жоаль. - Вам прекрасно известно, чего он стоит. Что же до этого мелкого типа, Язона, я гарантирую Вам, что через два-три года он будет способен покрыть всех самок, которых Вы только захотите ему дать.

- Я не отрицаю этого, господин, - снова подал голос Мурсук. - Но у парня тяжелый характер, Вы сами это признали! А Саломон чересчур любит разглагольствовать... Никому больше не нужны негро подобного сорта!

Давид резко встал с кресла. Внезапно игра перестала его забавлять. Он почувствовал усталость и раздражение, ему захотелось поскорее выпроводить торговца, увидеть, как он уедет, и снова отдаться мирному течению трудового дня. Но он тут же одернул себя, попытался улыбнуться и снова принять приличествующий случаю надменный вид богатого землевладельца. "Какого черта, нечего распускаться!" - мысленно приказал он себе, а вслух произнес:

- Все в порядке, сынок. Отдай их ему за тысячу и не стоит больше об этом! Право, не будем же мы целое утро торговаться из-за негро, а?

Он подошел к балюстраде и, перегнувшись через перила, заглянул вглубь двора. На галерее все притихли, и даже Язон перестал всхлипывать и демонстрировать свое горе. Он превосходно знал Маллигана, был наслышан о его умении успешно обращаться с живым товаром и считал его очень хорошим хозяином. Мысль, что этот человек покупает его, чтобы пустить к негритянкам, уже льстила ему и зачаровывала. Да и потом, молодой хозяин, как оказалось, все же принял решение и не собирался передумывать. Так что изображать отчаяние дальше становилось бесполезно.

- Медея! - внезапно крикнул Давид, наблюдавший за двором с высоты галереи. - Ты думаешь, я тебя не вижу? Долго ты собираешься стоять там без дела и хныкать?

Он с бранью выпрямился, медленно вернулся к креслу и тяжело сел.

- Где еще там, черт побери, шатается Рамос? - брюзгливо осведомился он. - Что с ним стряслось, что он вздумал вот так оставлять негро без присмотра!

И с гримасой живейшей досады на лице взглянул на Мурсука:

- Последний стаканчик перед дальней дорогой, господин?

- Нет, благодарю покорно, господин Деспан, - отказался тот. - Дело вовсе не в том, что Ваш пунш нехорош, не подумайте, просто мне предстоит проскакать еще добрых три лье до Трините. И я не могу слишком быстро гнать лошадь, из-за негро.

Он был очевидно рад, что выиграл эту сделку благодаря вмешательству старика. Решительно, патрон был прав, утверждая, что этот человек ему друг и можно всегда рассчитывать на благосклонность с его стороны. Внезапно Мурсука осенила идея, и он повернулся к Жоалю:

- Прошу прощения... Но не захотите ли Вы уступить мне еще и негритянку?

- Какую негритянку? - не понял Жоаль.

- Эту Медею, мать мальчишки.

- Нет! - живо возразил Давид. - Нет, нет, эта останется в Канаане!

- Но, господин Деспан! - не сдавался Мурсук. - Вы должны прекрасно знать, что следует продавать негритянок, прежде чем они слишком состарятся и не смогут больше приносить детей. Этой, должно быть, уже лет тридцать пять - тридцать восемь, если не ошибаюсь? И я твердо уверен, что она уже стоит Вам больше, чем может отдать.

- Медея не продается, - обронил Давид, вновь затерявшись взглядом в полях. - Испокон веков место этой негритянки было здесь!

- Я бесконечно уважаю Ваше мнение, господин Деспан, - продолжал Мурсук. - Но все же мне кажется, что было бы лучше, останься она со своим малышом!

Он еще не терял надежды провернуть это дело - но увидел, что его последние слова явно не понравились Давиду.

- "Было бы лучше"? - повторил тот. - Нет, ну ты слышал, Жоаль? Можно подумать, негритянка когда-нибудь заботится о малышах, которых рожает! Нет, господин, я готов держать пари на что угодно, что ни одна из них уже через три года не способна вспомнить ни о своем потомстве, ни даже о том, кто ее осеменил.

- Эта Медея, однако же...

- Далась же она Вам! - буркнул Давид.

- Я найду ей применение, уверяю Вас, - заявил Мурсук. - С такими, как она, отработанными негритянками совсем просто: достаточно слегка приобщить их к религии - и можно их освобождать.

- Так вот, господин, здесь у нас подобные привычки не в чести - обучать негро религии и уж тем более отпускать их на волю... для чего, скажите? Чтобы потом спокойно смотреть, как они со всеми этими знаниями плавают в галоше, подыхают от голода и нищеты?! У меня в хозяйстве, господин, очень любят наших негро, дают им еды вдоволь, сколько те захотят, но не забивают им головы пустяками, годными единственно на то, чтобы сделать их несчастными! А теперь, если пожелаете, я думаю, Вам следует собрать Ваших негро и позволить нам вернуться к работе. Счастливого пути, господин!

Мурсук покраснел. Ему ничего не оставалось, кроме как поблагодарить. Он досадовал на себя за то, что зашел слишком далеко с этими знатными белыми.

Он уехал, увозя прикованных к седлу Саломона, Язона и двух своих мальчишек, а Давид долго еще неподвижно сидел в кресле, смакуя пунш и задумчиво оглядывая свои земли.

Жоаль уважал его молчание. Ему и самому не хотелось разговаривать. Теперь тележки, груженые свежесрезанным тростником, прибывали регулярно, одна за другой подпрыгивая на ухабах. Вокруг них бежало множество негритят, они смеялись, шлепая по непросохшим лужам, подталкивали друг друга и порой огромными живыми клубками плюхались в ямы с водой по обочинам дороги. Потревоженная этим шумом семья диких индюков вдруг взлетела, громко захлопав крыльями, а покинутый ею старый самец скрылся, кудахча от гнева, в гуще лесной поросли.

- Жоаль? - окликнул Давид.

- Да, папа?

- Я доволен, что ты промолчал, когда этот торговец завел речь о продаже Медеи.

Жоаль тряхнул головой. Он все еще со смутной жалостью думал о Язоне, своем маленьком слуге, который теперь безвозвратно покидал Канаан, семеня по дорожной пыли навстречу новому будущему, навсегда разлученный с теми, кто остался. Если бы сейчас Давид оглянулся на сына, то не узнал бы его: тень мрачной задумчивости и озабоченности исказила его привычные черты.

- Мне незачем было вмешиваться, - сказал юноша. - Я прекрасно знаю, что место Медеи всегда было здесь.

- А! ты это знаешь! - обронил Давид.

Он выпрямился и бросил мимолетный взгляд поверх балюстрады на тележки, что разгружали рабы перед дверями мельницы.

- Как это, "ты знаешь"? - слабым голосом спросил он.

- Ну неужели у меня не было времени и множества случаев убедиться в этом! - с досадой произнес Жоаль. - Даже если тебе предлагают за нее очень хорошую цену, ты никогда не соглашаешься ее уступить.

- Это, ей-Богу, верно, сынок, - прошептал Давид.

Он вздохнул, откинулся на спинку кресла, не спеша зажег сигару и медленно-медленно выпустил дым.

- У меня с этой Медеей в свое время... - начал он.

- Да, папа, это я тоже знаю! - поспешил сказать Жоаль.

- Ах, вот как! - вымолвил Давид. - Ах! вот как...

И вновь воцарилось молчание. Давид потянулся, негромко зевнул, посмотрел на свои руки - затем нерешительно обернулся и заставил себя поймать глазами Жоаля, наблюдавшего за работами во дворе, расхаживая взад-вперед вдоль балюстрады.

- Скажи-ка, сын, - спросил старый Деспан, - когда точно у тебя юбилей?

От удивления Жоаль резко остановился.

- Мой юбилей, папа?

- Да. Не в следующем ли месяце, если я правильно помню?

- Ах! нет, папа! - ответил Жоаль, смеясь. - Мне исполнится двадцать только в декабре. До чего мы дошли, если ты уже даже не помнишь, когда у меня день рождения!

Давид эхом подхватил его смех и забормотал скороговоркой:

- Ты чертовски прав, сынок, до чего мы дошли! Но разве, в конце-то концов, это такое уж несчастье - забывать о подобных вещах? Согласись, что это не наши манеры - не наши с тобой - обращать внимание на дни рождения, не правда ли, сынок?

- И правда, не наши, - сказал Жоаль.

Он искренне так считал. Он настолько тесно и так давно проникся размеренной жизнью Канаана, что у него никогда и в мыслях не было считать года или помнить о датах.

- День рождения - это хорошо только в детстве, - добавил он.

- А ты уже взрослый - вот ты уже и стал мужчиной, и давно ли, а?

- Я сам над этим думаю, папа. И поэтому не сегодня - завтра рискну отправиться с визитом в Исфахан.

- К Веллерам? Какого черта?..

- Но, папа, как раз в связи с тем, о чем ты не так давно говорил мне!

Давид почесал подбородок и серьезно взглянул на сына.

- Исфахан? - переспросил он. - Ты действительно в этом уверен?

- Да, папа.

- Ты решил поехать туда, чтобы...

- Да, папа: чтобы просить руки барышни Жюдиты. Если, конечно, ты не будешь возражать.

- Ну что ж, раз так! - произнес Давид.

Он выждал несколько секунд и улыбнулся:

- Ну и ну, скажи-ка на милость, у тебя губа не дура, а! Самая богатая наследница страны! Но, по правде говоря, я почти не видел тебя с ней раньше.

- Ты плохо смотрел, папа.

- Ах! да? И из-за этого ты вбил себе в голову, будто у тебя есть шансы?

Жоаль прочистил горло.

- Мне так кажется... - сказал он. - Но мне бы очень хотелось знать и твое мнение. То есть, я хочу сказать, как ты, именно ты смотришь на эти вещи!

Его смущало, что он не мог найти нужных слов. Ему хотелось, чтобы отец его понял, согласился бы с ним - и он почувствовал бы, как раньше, что Давиду и самому нравится этот мужской разговор, на сей раз впрямую касавшийся его будущего. Не менее сильно юноше хотелось, чтобы Давид почувствовал, как сильно сын любит его, как он желает по-прежнему учиться у него, постепенно освобождать его от всех забот, и что возможная скорая женитьба не разрушит связи между ними.

- Я смотрю на это хорошо, - почти не раздумывая, ответил старый Деспан. - Я очень хорошо смотрю на это! Осмелюсь предположить, что и все посмотрят так же.

- Все, папа?

- Да, сынок. Я, твоя мать... словом, все!

Жоалю не понравилось, что отец напомнил ему о существовании Марты. Он едва не рассердился на Давида за то, что эта женщина косвенно вторглась в их разговор, и недовольно спросил:

- Почему мама может не согласиться с тобой?

Вот теперь заколебался Давид. Его тем более беспокоил выбор сына, что он чувствовал, как этот выбор взвешен и разумен. Его охватил страх, который - он прекрасно это видел и понимал - коренился в тщательно скрываемом чувстве неловкости. Как и вся белая знать острова, Деспан инстинктивно и крепко держался закона чистоты расы. И как бы ни была горяча его отеческая любовь к Жоалю, он не мог в потайных глубинах души не смутиться от мысли, что тот разбавит своей кровью безупречную кровь Веллеров.

- Думаю, потому, что она прочит тебе... Берту Скантон, - медленно произнес он.

- Берту! Эту скверно одетую толстушку? Ни за что на свете я не возьму ее в жены! - воскликнул Жоаль.

Старый Деспан промолчал, и юноша, истолковав его молчание по-своему, возразил с еще большим жаром:

- Ты слышишь, папа? Ни за что на свете! Да и потом, я уже больше не мальчишка, чтобы позволять другим думать вместо себя!

- Спокойствие, сын! - осадил его Давид. - Как бы то ни было, я тоже не хочу родниться с этой Бертой. Ее дьявольски подлый отец просит за нее пятьсот золотых экю! Да, сынок, он продавал нам свою собственную дочь - белую девушку и, к тому же, нашу кузину!

Он еще несколько минут продолжал обличать полковника, внутренне радуясь, что эта случайно подвернувшаяся тема помогла ему избежать вопросов Жоаля. Наконец, он со злостью сплюнул сквозь балюстраду:

- А! Право же, продолжать разговор об этих людях - самая что ни на есть пустая трата времени. Вот уж что не продвинет ни на шаг наши дела, так это говорильня!

Жоаль согласился. Но возглас отца заставил его кое о чем вспомнить...

- Кстати о говорильне, - резко произнес он. - О нас тут рассказывают басни.

- О нас, сынок? Что же такого люди могут про нас говорить?

- Глупости, папа.

- Понимаю, но какие именно?

- Что Режис унаследует Канаан.

В голосе Жоаля не было ни тени беспокойства, ни намека на требование услышать от отца яростное опровержение этих слухов. Он был твердо уверен, что Давид знает - только он способен управлять Канааном. И потому его почти не удивило, что старый Деспан никак не отреагировал на его слова. Он спокойно выждал несколько секунд и, поскольку отец так и не проронил ни слова, буркнул:

- Не правда ли, забавно, как это людям всегда нужно болтать всякий вздор?

- Сумасшедшие! - процедил сквозь зубы Давид. - Безумцы и завистники!

Он устремил взгляд вдаль, и лицо его сделалось равнодушным, почти каменным. Но в душе его рос страх и наполнял болью грудь.

- Что он там копается, этот Рамос?! - внезапно в ярости воскликнул он. - Посылает свои тележки в час по чайной ложке!..